80% россиян через 1,5 года окажутся в состоянии хронической бедноты

533
— 2015 год подходит к концу. Каким он стал, по вашему мнению, для российской экономики? Какие события стали ключевыми?

— Все, что происходило с 2011 — 2012 годов, закономерно развивалось в 2015-м. Экономика начала затухать и впадать в кризисное состояние еще три-четыре года назад. Уже тогда на фоне стабильно высоких цен на нефть стали затухать продажи товаров длительного пользования, падали темпы роста экономики, инвестиций, промышленного производства. Собственно, системный кризис, проявлявшийся в 2011 — 2012 годах, в открытую фазу перешел в 2013 — 2014-х, а 2015-й стал очередным годом деградации, разложения и распада. «Титаник» тонет, уверенно идет на дно. Рулевые в рубке вместо того, чтобы латать дыры, откачивать воду и пытаться хоть как-то перекрыть перегородки и задраить люки, делают все наоборот, только ухудшают ситуацию в реальном секторе, в малом бизнесе, с доходами населения. Поэтому 2015 год — это год окончательного дефолта ресурсно-сырьевой модели роста без развития, окончательный провал в бездну низкопередельной экономики трубы. Наша экономика есть некая ресурсно-сырьевая, феодально-олигархическая, офшорно-компрадорская форма капитализма в примитивной его форме первичного накопления капитала. Мы даже до сих пор в западное понимание капитализма не вошли, находимся в подвешенном состоянии между рабовладельческим, первобытнообщинным и феодальным строем. Наша экономика проваливается на все новое дно.

— Как вы знаете, министр экономического развития Алексей Улюкаев утверждает, что дно кризиса уже пройдено. Или дно еще где-то ниже?

— Я не вижу смысла комментировать слова Улюкаева, Силуанова, Набиуллиной, Шувалова, Медведева, кого угодно. Кто-то за слова, сказанные министром или замминистра, понес ответственность? Кто-нибудь из этих людей компенсировал триллионные убытки для российской экономики, колоссальные убытки для карманов простых россиян, домохозяйств, для бизнеса? Эти люди меняют свои точки зрения по 15 раз на день. Они 1,5 — 2 года назад говорили, что нефть не будет дешевле 100 долларов, потом — ниже 80, потом — 70, потом — 50 и 40, а теперь уже и 30 долларов. Люди в зависимости от своего умонастроения, от того, с какой ноги встали, от того, как ярко светит солнце на небе, меняют свои прогнозы, официальные оценки, точки зрения и рекомендации. Как можно всерьез комментировать заявления тех людей, чьи прогнозы ни разу не сбылись за последние 4 — 5 — 10 лет?

С 2008 года прогнозы ни по инфляции, ни по росту экономики, ни по оттоку капитала, ни по обменному курсу рубля вообще не сбываются. Вспомните, в марте-апреле 2014 года, когда я и другие мои коллеги Степан Демура, Михаил Делягин, Сергей Глазьев говорили, что эпоха дорогой нефти закончилась, она будет дешеветь, у рубля колоссальный потенциал падения, нам эти люди объясняли, что дешевле 35 — 36 рублей за доллар рубль падать не может, что покупать валюту по 36 — 37 рублей ни в коем случае нельзя, что дно позади, экономика ни в какой депрессии не находится. Это все равно что комментировать то, о чем бабушка сказала на лавочке.

Товарищ Песков (Дмитрий Песков — пресс-секретарь президента РФ — прим. ред.) отметил, что кризис не сказался на уровне жизни россиян, что нет драматичного падения уровня жизни, что в России на самом деле все хорошо. Говорят, что кризис то не начинался, то начался, но не по нашей вине, то закончился, то его не может быть. Точка зрения постоянно меняется. Когда говорят, что кризис не сказался на уровне жизни россиян, что дно пройдено, то я даже не исключаю, что у господ Песковых, Улюкаевых и Силуановых кризис даже не начинался. Думаю, они даже не заметили двукратного обвала рубля. В рублевко-куршавельском округе доходы не упали, мы можем за них порадоваться. Хорошо, что кому-то на Руси живется хорошо. Некрасов полтора столетия назад пытался ответить на этот вопрос. Наши чиновники дали на него ответ. Живется хорошо офшорной аристократии, лоббистам крупного сырьевого капитала.

«СЕГОДНЯШНИЙ КРИЗИС ГОРАЗДО ОПАСНЕЕ»

— В чем особенность нынешнего кризиса?

— Это кризис-матрешка, он многоволновый, пересекаются сразу несколько кризисов. С одной стороны, это циклический кризис, связанный с тем, что исчерпан потенциал оживления после кризиса 2008 — 2009 годов. Плюс это кризис всей структуры российской экономики, ориентированной на проедание нефтедолларов, советского наследия. Плюс это системный кризис, то есть кризис общественно-экономический, кризис всей неконкурентоспособной вертикали власти, всего общественного устройства России. Текущий год точно показал, что это катарсис при полном политическом анабиозе. Сегодняшний кризис самый опасный, самый глубокий, самый затяжной и самый непредсказуемый по политическим, экономическим и социальным последствиям за последние лет 25 точно. Я даже думаю, что со времен начала прошлого века, времен Гражданской войны. Надо понимать, еще в 1991 году были производственные мощности, конкурентоспособные производства, были меньшего масштаба воровство и коррупция, меньше офшоризация и олигархизация собственности. Даже в 1998 году еще не вся экономика была добита, когда были старые, не ориентированные на импортные комплектующие и расходные материалы производственно-технологические цепочки создания добавленной стоимости, когда еще были конкурентоспособные внутренние производства, когда еще был меньший уровень внешнего и внутреннего долга, причем как государственного, так и частного. Сегодняшний кризис гораздо опаснее. Это дефолт всей экономики трубы. В-третьих, это кризис общественно-экономической формации, в которой мы живем.

— Можно ли чем-то вылечить этого больного?

— Неважно, понизим мы процентную ставку или повысим, снизим ли мы где-то локально какие-то налоги или повысим, вернем или не вернем накопительные пенсии, заморозим тарифы монополий или нет, введем или не введем «Платон», обвалим или укрепим рубль, проблема комплексная, системная. Здесь уже прогнило все: и экономика, и финансовая система, и валютный рынок, и вертикаль власти, и сама система принятия управленческих решений, и система госуправления страной в целом. Уже налицо колоссальная монополизация экономики, колоссальная концентрация капитала в руках узкой группы лиц, когда 1 процент населения контролирует 80 процентов собственности в стране. Комплексно решать проблему сейчас никто не хочет и не может, никто не хочет поставить правильный диагноз. Надо реформировать абсолютно все, всю общественно-экономическую формацию, как говорили классики. Колоссальный разрыв между производительными силами и производственными отношениями. Производительные силы уже требуют колоссальных перемен, они двигаются вперед, видно, что производственные отношения остаются на уровне даже не XX, а XVIII — XIX веков. Надо менять всю систему в целом.

— А кто должен все это менять?

— Проблема же не в том, что мы не можем предложить какие-то решения, составить план действий. Нет, мы все это делали и в рамках РАН, и с московским экономическим форумом, и со Столыпинским клубом, и с «Деловой Россией». Эти программы есть: и более мягкие, и более жесткие. Но опять-таки все решают, как говорили классики, классовые интересы. Надо понимать, что для тех людей, которые сидят на трубе, на нефтедолларах, нет кризиса, нет проблемы населения, малого бизнеса, занятых, обрабатывающей промышленности, транспортников, дальнобойщиков, врачей, учителей и кого угодно. Их это не касается. Это как проблема крепостной челяди для бояр. Да, конечно, мрут, да, кушать нечего, да, загибаются и деградируют. А кому какая разница? Жили и живем. Это просто никому не надо.

Два ключевых вопроса системного кризиса — власти и собственности. Собственность у нас олигархическая, офшоризованная, низкопередельная, социально несправедливая и дилетантски управляемая. Посмотрите на ситуацию в нефтегазовом комплексе, металлургии, госбанках: все сидят с протянутой рукой, ждут подачек от государства в виде очередных триллионов рублей. Они не хотят создавать себе конкурентов, не хотят развития малого бизнеса, усиления трудового большинства, не хотят реальной конкуренции, потому что это угроза их власти и капиталу. Власть, которая спонсируется, поддерживается и финансируется именно этим олигархическим капиталом, тем более ничего менять не хочет. Зачем же создавать конкурентов для себя и своих детей, рисковать своими рабочими местами, своими портфелями, кабинетами?

— Какова в таком случае роль президента? Нужна его политическая воля, чтобы изменить курс? Ведь и Глазьев пишет свои программы, и Столыпинский клуб написал свою «Экономику роста». У всех есть программы. В чем проблема? Почему их не реализуют?

— Беда в том, что у нас народ интересует не ситуация в экономике, не ситуация с уровнем жизни, перспективами детей, а они все время смотрят программы Первого канала. Пропаганда получше, чем у Геббельса, о том, что во всем виноваты Запад, Обама, Эрдоган, турки, украинцы, кто угодно. Люди не хотят задуматься и понять, что все наши проблемы исключительно от нашей неконкурентоспособной, непрозрачной, архаичной, косной политической системы, именно из-за того, что у нас нет внутренней политической конкуренции, борьбы идеологий, планов, программ, идей, борьбы альтернатив развития страны. Тот же Глазьев с середины 90-х годов пишет программы выхода из кризиса, причем можно спорить с отдельными параметрами, но в целом это правильные и нужные вещи. Академия наук, разные бизнес-сообщества с начала нулевых пишут программы по индустриализации, деофшоризации, демонополизации, по развитию конкурентных несырьевых производств.

Даже я еще в 2011 году говорил, что мы входим в состояние скрытого системного кризиса, даже тогда было понятно, что нашей экономике низких переделов были бессильны помогать даже растущие цены на нефть. В 2011 году нефть подорожала на 40 процентов — с 77 до 108 долларов за баррель, а темпы роста экономики не ускорились, а упали с 4,5 до 4,3 процента, а потом падали до 3,4 процента и дальше все ниже. Проблема же не в том, чтобы написать или что-то выдумать. Проблема в том, чтобы предложить что-то здравое, адекватное, которое поддержат научное и бизнес-сообщество, а также население. Проблема в том, что это никому не надо. Кто это будет делать? Кто будет всем этим заниматься? И каков его здесь интерес?

Все программы по преодолению колониальной зависимости от нефтедоллара и зависимости от Запада, низких переделов и сырья — это на самом деле программы по изменению баланса сил в политике и экономике, по изменению бенефициаров проводимой экономической политики, по созданию нового класса собственности, нового обширного среднего класса, не зависимого от сырьевых кланов, от ельцинской «семибанкирщины», от новых олигархов тучных нулевых годов либо системных либералов. Проблема ровно в том, что любая программа по оздоровлению государства, по выходу из кризиса подразумевает создание новых точек роста, новых элит, новой политической силы, которая сейчас никому не нужна и воспринимается как некая угроза. Вот тогда бы население увидело, что Россия может быть не только бензоколонкой Запада и сырьевой колонией Китая, но и самодостаточной индустриальной площадкой, динамично-развивающейся страной высоких переделов.

— Когда же население сможет это увидеть, раз ничего не меняется? Как долго ситуация будет ухудшаться?

— Надо понимать, что каждый последующий год будет хуже предыдущего. Сегодня мы живем лучше, чем будем жить завтра, а завтра лучше, чем послезавтра. В ближайшие 4 — 5 лет страна буде жить все хуже, катиться вниз по наклонной. Это может быть 5, 7 или 10 лет. Это зависит опять же от того, какой будет сырьевой цикл, цикл ставок в Америке, цикл спекулятивного капитала в мире. Сейчас факторы делят на внешние и на внутренние. Чисто внутренних факторов по нормализации обстановки, по выходу из кризиса, по остановке кредитно-денежного сжатия я не вижу никаких. Вся надежда российских чиновников исключительно на внешние факторы, на оживление американской и китайской экономик, на цены на нефть, на снижение процентных ставок в Америке или в Японии, Китае. Вся надежда на заграницу. При этом надо понимать, что мы можем падать очень долго и очень больно. Мы будем падать, с моей точки зрения, ближайшие три-пять лет, при этом, как я говорил, кризис гораздо масштабнее и опаснее, потому что у нас сегодня просто критический уровень зависимости от импорта, причем не столько напрямую, сколько косвенно, не столько из-за медикаментов, польско-белорусских яблок и турецко-китайских помидоров, а прежде всего от импортных комплектующих, станков, технологий, семенного фонда, вакцин. Эта зависимость достигает 80 процентов. С Эрдоганом поругались — заводы под Питером по производству холодильников и стиральных машин остановились.

Мы зависим от импорта, зарубежного капитала гораздо сильнее и по инвестициям, и по кредитам, и по займам. Когда в прошлом году Запад перерубил выход на рынки капитала, автоматически у нас начались спад инвестиций, сжатие кредитования реального сектора экономики, усугубился спад в промышленности, пропали оборотный капитал, долгосрочные инвестиционные ресурсы.

В 2014 году была уже абсолютно атрофированная, невменяемая и неконкурентоспособная финансовая система. У нас в структуре инвестиций в экономику фондовый рынок давал всего 1 процент от всех инвестиций в основной капитал, кредиты и займы давали не больше 15 — 17 процентов, а сейчас меньше 10 процентов уходит. 75 процентов составляли собственные средства предприятий, плюс 20 процентов — деньги бюджета. У нас экономика не имеет вообще никакого потенциала для финансирования расширенного воспроизводства. У нас воспроизводство капитала сужающееся, то есть нет ни оборотного капитала, ни капитала для долгосрочных инвестиций в основные фонды, машины, станки, оборудование, в дороги, транспорт, логистику. Поэтому прибыли компаний падают, в бюджете денег нет, кредит дорогой, за рубежом перекрыли все потоки капитала. Так что наша экономика будет дальше деградировать, зависеть от сырья.

«РУБЛЬ БУДЕТ ПАДАТЬ НА 100 — 115 РУБЛЕЙ ЗА ДОЛЛАР»

— А как же заявленный курс на импортозамещение? Все и всюду говорят, что справимся своими силами.

— Обещать — не значит жениться. На заборах тоже пишут. Я понимаю, что чиновники должны излучать благостный оптимизм, должны сиять ослепительной улыбкой и говорить, что все будет хорошо, чем, собственно, и занимаются наши министры и центробанкиры. Но от того, что мы говорим «халва», слаще во рту не становится, а хлеба, молока, яиц, мяса тоже в холодильнике не прибавляется.

— Вы рисуете такие апокалиптические сценарии. А можно ли ожидать, что население вновь окунется в ужасные 90-е?

— Почему этот кризис страшнее? Потому что зависимости от зарубежных технологий, от импорта критичны. Зависимость от внешних рынков стала гораздо выше, при этом более завышенный уровень потребления в российской экономике. С 2000 по 2015 год у нас импорт вырос в физическом выражении в 6 — 6,5 раз, при этом внутреннее промышленное производство увеличилось всего лишь на 90 процентов, экономика — тоже на 90 процентов, а экспорт и потребление — в 3 раза. Мы стали гораздо больше потреблять, но производим по-прежнему мало, проводим политику обмена нефти на медикаменты, продовольствие, машины и вообще красивый образ жизни. Поэтому при дешевой нефти начинается выправление дисбалансов.

— Значит, рубль будет падать еще ниже?

— Рубль легко падает и будет падать еще на 85 — 100 — 115 рублей за доллар при нефти ниже 25 долларов за баррель.

— Нефть и по 25 будет?

— Я говорю так, как вижу. Еще в 2013 — 2014 годах я говорил о том, что нефть легко двигается на 35 долларов за бочку, а дальше легко можем увидеть и 25, и 22, и 21 доллар. Другое дело, что будет стабилизация в диапазоне 25 — 30 долларов за баррель. С моей точки зрения, надо понимать, что рубль будет падать даже при нефти в 35 — 40 долларов за баррель. Даже при стабилизации цен на нефть рубль все равно ежегодно будет на 10 — 15 процентов двигаться вниз.

Главная черта кризиса — тотальный погром среднего класса. Население пущено под нож. Сначала с овец стригли шерсть, потом стали снимать кожу, потом стали отрезать куски мяса, скоро доберутся до жил, а потом кости пустят на костную муку. Принципиально важно то, что кризис будет носить затяжной характер, ждем падения уровня жизни подавляющего большинства страны. 80 процентов россиян через 1,5 — 2 года окажутся в состоянии хронической бедноты. В 2013 году, по оценкам Института социологии РАН, бедных в России было 65 процентов, к 2014-му их было 70 процентов, в 2015 году, по моим оценкам, таких около 75 процентов. В ближайшие 2 — 3 года дойдем до бедности в районе 82 — 85 процентов. Надо понимать, что идет беспрецедентный со времен гайдаровско-чубайсовской шоковой терапии и либерализации цен погром среднего класса. Если в 2012 — 2013 годах средний класс России достигал своего пика в 22 процента, то потом упал до 17 процентов в 2014-м после двукратного обвала рубля, в 2015-м и вовсе сократился до 13 процентов населения страны. Думаю, в 2017 — 2018 годах средний класс страны будет не более 6 — 7 процентов россиян. Вы сами понимаете, как радикально изменится структура потребительской корзины, как вообще изменится качество спроса в нашей экономике, как изменится характер торговли, услуг и прочего.

Я напомню, что у нас количество бронирований зарубежных поездок на новогодние праздники в России в этом году упало в 5 раз по отношению к прошлому году. В 2014-м тоже был спад, по многим направлениям спрос сократился в 2 — 3 — 4 раза. Надо понимать, что бедные беднеют, нищие нищают, а богатые богатеют. Концентрация собственности и капитала в одних руках будет только усиливаться, социальная напряженность будет расти, все это будет перерастать в социальную нестабильность, митинги, забастовки и даже потенциально голодные бунты, но это отдельная тема.

«В РОССИИ РЕАЛЬНО НИЩИХ 72 — 75 МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК»

— Каково количество бедных в России уже сегодня?

— Официально нищих сегодня в России уже 20,2 миллиона человек, рост почти на 3 миллиона за 9 месяцев. Если взять официальные данные Росстата и посмотреть, как вообще распределяется население России по среднедушевым доходам, то окажется, что примерно у 72 — 75 миллионов россиян, то есть у половины населения страны, среднедушевые доходы меньше 20 тысяч рублей. У нас официально нищих 20 миллионов человек по той причине, что просто-напросто прожиточный минимум занижен и составляет 10 тысяч рублей, а реальный прожиточный минимум был еще до кризиса 14 — 15 тысяч рублей, а после шоковой девальвации и вовсе должен был стать около 20 — 22 тысяч рублей. Считайте, что в России реально нищих не 20 миллионов человек, а все 72 — 75 миллионов — это все равно половина страны. Плюс еще 20 — 22 процента — это бедные и полубедные. Людей, которые более-менее нормально живут, сейчас в стране не больше 20 процентов. Так что этот кризис будет характеризоваться тем, что мы будем падать долго, болезненно и постепенно вниз. Никакого быстрого отскока вверх не будет, никакого посткризисного восстановления тоже не будет, потому что не будет дорогой нефти, не будет притока капитала в Россию, не будет больше пузыря и опережающего роста развивающихся экономик. Плюс у нас идет старение населения, плюс серьезнейший демографический переход, когда стагнирует количество экономически активного населения при увеличивающейся нагрузке пенсионеров на общество, плюс ко всему население в 2015 году активно проедает все свои заначки, последние НЗ на черный день. Те, кто победнее, купили телефоны, телевизоры, те, кто побогаче, — машины, а те, кто еще богаче, — квартиры. Деньги, куда можно было впулить, уже впулили в конце 2014 — начале 2015 года. Все — деньги кончились. Все, что можно было проесть, проели.

Поэтому 2016 — 2018 годы пойдут вниз по этой социально-экономической лестнице на новое дно. Изменится вся экономика, весь рынок услуг, весь товарооборот. Неслучайно у нас сейчас объем розничного товарооборота падает в среднем по стране с 9 — 10 процентов до 13 процентов год к году. Это было рекордное падение с января последефолтного 1999 года. Если мы будем такими же темпами падать дальше, то этот год рискуем закрыть на абсолютном минимуме за последние 25 лет. Такими темпами продажи не падали ни в 2008-м, ни в 1999-м, ни в 1991 году. Такого падения потребления не было со времен военного коммунизма и вторжения гитлеровских войск. Поэтому основная магистральная проблема в том, что не будет быстрого выхода из кризиса. Из 16 отраслей обрабатывающей промышленности у нас в росте находятся 3 — 4 — это отрасли нефтепеределов, металлургии, немного пищевая промышленность растет на суррогатах, химии и контрафакте.

Кстати, мы успешно импортозамещаем не польские яблоки и турецкие помидоры, а свое собственное население. У нас по итогам 10 месяцев текущего года рост смертности от заболеваний органов пищеварения примерно на 4 — 4,5 процента больше. Мы травим людей разного рода суррогатами, контрафактами, пальмовым маслом, импорт которого вырос практически на 40 процентов при падающем производстве молока и при 30-процентном росте производства сыра. Мы понимаем, что мы едим не сыры и творожки, а сырно-пальмовые продукты. Поэтому население вымирает именно по линии отравлений, от ухудшения качества питания. Плюс ко всему рост смертности от рака, что многие эксперты связывают с ухудшением потребительской корзины и нервными стрессами. Мы на самом деле живем в перманентном стрессе, неопределенности, хаосе и панике из-за отсутствия перспектив у большинства людей.

«МИРОВАЯ ЭКОНОМИКА УЖЕ НЕ БУДЕТ ПРЕЖНЕЙ»

— Вернемся к разговору про нефть. Некоторые эксперты утверждают, что нынешняя низкая цена на нефть политизирована. Согласны?

— Этим аналитикам можно посоветовать посмотреть графики нефти 1920, 1960, 1970, 1990 годов. Нефть в диапазоне 15 — 20 долларов за баррель — это очень хорошая цена. С этими ценами мировая экономика жила в 90-е, начале 2000-х, в 80-е и 70-е. Научно-технический прогресс идет вперед, себестоимость, удельные издержки сокращаются, плюс ко всему нефть перестает быть стратегическим ресурсом, о чем говорит снятие 40-летнего эмбарго на продажу из Америки и желание Обамы распродать часть стратегических запасов на рынке. Сланцевые технологии позволяют добывать нефть из очень сложноизвлекаемых источников при постоянном снижении себестоимости добычи, закрывая возможные убытки налоговыми льготами. В мире сейчас колоссальное перепроизводство нефти: 1,5 — 2 миллиона баррелей в сутки в последние 2 года. Накоплено избыточной нефти 700 — 750 миллионов баррелей — это рекордное перепроизводство. Мировые нефтетанкеры заполнены на 140 — 150 миллионов баррелей. Когда нефть будет падать в цене ниже, эти танкеры будут ее сливать и продавать, потому что ставка была сделана на отскок нефти, а этого не происходит. Плюс ко всему мировые запасы нефти сегодня на максимуме — 3 миллиардов баррелей — коммерческий запас, 1,5 миллиарда баррелей — государственные запасы. Столько нефти реально никому не надо, потому что закончился 40-летний цикл снижения процентных ставок в Америке, закончился цикл дешевеющего американского доллара, закончился глобально-сырьевой цикл, глобальный «бычий» цикл на сырьевых рынках. Эпоха опережающего роста и развития стран с переходной развивающейся экономикой, будь то Латинская Америка, Азия, Африка или Европа, закончилась. Это хорошо видно по тому же Китаю, который впервые с 1983 — 1995 годов перешел к политике девальвации юаня. Видно, что цикл закончен, глобус уже наполнен, все закредитованы, рынки попилены, перераспределены и освоены, колоссально надуты бюджетные дефициты, кредиты у домашних хозяйств, бизнеса, государства. Все — дальше сбывать уже некуда, рынок полон. Сейчас будет просто глобальная борьба за сжимающийся пирог, гонка девальваций.

— Каково дальнейшее развитие событий? Если не нефть, то что будет драйвером?

— Я уже много раз об этом говорил. Китай только что начал девальвационную гонку. То, что он в нее вписался, говорит о том, что мировая экономика уже не будет прежней, глобальная финансовая схема не будет той же, что мы знали последние 35 — 40 лет. Это будет эпоха дорожающего доллара, растущих процентных ставок, кредитно-денежного сжатия, падения цен на сырьевые активы, затухания общемирового экономического роста. Затухать будут все экономики, в том числе промышленно развитые. Расти будут только те, кто создает хай-тек, высокие технологии, реальную добавленную стоимость в области экономики знаний. Таких экономик очень мало: США, Германия, Япония и Китай.

Когда в Китае было 6,1 юаня за доллар, я говорил, что будет 6,5 через полгода. Сейчас говорю, что юань вернется на 7,2. Сначала будет 6,8 юаня, потом — 7,2, а потом — 8,3. Юань будет повторять картинку 1983 — 1993 годов, когда он упал по отношению к доллару больше чем в пять раз, что было основным фактором протекционизма, опережающего роста китайской экономики вплоть до сегодняшнего дня, экспортной ориентации, промышленного производства, роста уровня жизни.

Также недавно упал азербайджанский манат. Я буквально три месяца назад говорил азербайджанским бизнесменам и представителям СМИ, что они следующие. Надо понимать, что сырьевой цикл кончился! Ваш уровень жизни слишком раздут относительно того, что вы реально производите, вы его не удержите. Следующими покатятся Саудовская Аравия, Арабские Эмираты, Кувейт. В Азербайджане была первая мощная девальвация в феврале-марте 2015 года, когда за один день курс маната упал с 0,78 до 1,03 маната за доллар. Теперь упал с 1,03 до 1,55. Ничего такого не происходит, это всего лишь начало мощного движения. Потенциал движения по манату будет такой же, как проходит девальвация в Нигерии, Венесуэле, Казахстане. Это будут шоковые мощные волны девальвации, потом некая стабилизация на два-четыре месяца, потом новый обвал, новая стабилизация. В совокупности манат двигается к цели 2,1 маната за доллар, а дальше он может уйти уже на 2,7 — 2,8. Чтобы манату компенсировать бюджетные поступления, стабилизировать платежный баланс и сделать азербайджанскую экономику более конкурентоспособной на пространстве СНГ, надо как минимум сделать 1,65 — 1,67, но они его поведут на 2,2 как минимум, но могут и вывести к 2,6 — 2,7 маната за доллар. Если нефть пойдет на 20 — 25 долларов за бочку, то, думаю, и за курсом в 3 маната не надо далеко ходить. Так что это не какие-то происки госдепа, а мировая гонка девальваций, попытка поддержать штаны своей экономике и хоть как-то сохранить ее конкурентоспособность. Азербайджан — тоже сырьевая экономика. В целом ситуация там неплохая. Темпы роста стабильно высокие — 3,7 процента, инфляция низкая, процентная ставка низкая — 3 процента, видимо, вскоре они ее поднимут, чем будут поддушивать свой бизнес.

«РУБЛЬ УПАЛ К ДОЛЛАРУ В 120 ТЫСЯЧ РАЗ»

— Давайте вернемся к нашей стране. Если у россиян еще остались какие-то сбережения, то как и в чем бы вы посоветовали их хранить?

— К огромному сожалению, вопрос про сбережения не очень актуален для подавляющей части населения страны, потому что сбережения есть только у малой части. У 80 процентов вообще нет никаких денег по большому счету. Пара сотен долларов радикально картинку не меняет. Они не помогут поддержать штаны и выжить в условиях ресурсно-сырьевого шока и обвала экономики. Как показывает моя практика работы на финансовых рынках и консультирования, люди, особенно в регионах, только сейчас стали понимать, что кризис всерьез и надолго, что никакого выхода из него ни в 2016-м, ни в 2017 году не будет, что дна нет, что мы можем падать долго, весело, за руки крепко взявшись.

Все очень просто: надо не поддаваться панике, ажиотажу, спекулятивным разводкам, не вестись, с одной стороны, на паникеров, а с другой — на успокоительные корвалольно-валидольные речи чиновников по Первому каналу, которые сами сидят в валюте с 2006 — 2007 годов и только зарабатывают на обвале рубля и бедах России. Поэтому на локальных укреплениях рубля надо покупать доллар. Надо понимать, что с 1990 по 2015 год российский рубль по отношению к доллару уже успел упасть в 120 тысяч раз. В СССР за доллар давали 60 копеек. В 1997 году была проведена деноминация, убраны три нуля. Поэтому сегодняшний курс к доллару — это не 72 рубля, а 72 тысячи. Так что с тех пор рубль упал к доллару в 120 тысяч раз.

— Все-таки что вы прогнозируете по 2016 году? Какими будут реальная инфляция и ВВП?

— Нам говорят, что в октябре-ноябре началось восстановление экономики. Но это большая наглая ложь, махинации, приписки, манипулирование данными. Во-первых, у нас никакого выхода из кризиса нет и не намечается. Все оживление сентября-октября 2015 года обусловлено конъюнктурным временным пополнением запасов. Четвертый квартал 2014 года года и первые два квартала 2015 года шла беспрецедентная распродажа компаниями складских запасов. По отношению к ВВП распродажа составляла 5 — 7 процентов. Распродали товаров примерно на 22,8 триллиона рублей. У нас, по официальным данным Росстата, объем отгруженной продукции обрабатывающей промышленности рос на 13,5 процента, а объем производства по этим же отраслям падал на 5 — 6 процентов. Так что наши компании перестали что-либо производить, потому что полная макроэкономическая неопределенность, шатающийся курс рубля, растущие издержки и отсутствие оборотного капитала. Поэтому сфера услуг падала более медленными темпами, даже местами росла, а производство падало. В сентябре-октябре компании локально решили пополнить запасы. Когда компании поймут, что продавать некому, так как у народа денег нет, население сокращает расходы, то спад возобновится и продолжится. Это первое.

Второе — у нас в сентябре, октябре, ноябре некая стабилизация в промышленном производстве наблюдалась исключительно благодаря оживлению добычи сырья. У нас опять за счет девальвации ожили низкие переделы, как зомби вышли на свет. У нас идет локальный рост производства в добыче угля, природном газе, попутном газе. Примерно рост по добыче сырья по 1,5 — 2 процента. При этом в обрабатывающей промышленности, в производстве электроэнергии, газа, воды, отопления, то есть в естественных монополиях, спад ускорился. То, что наша экономика стала больше производить угля и газа, — это здорово, но это экономика низких переделов, деиндустриализированная, архаичная, типа XVIII — XIX веков, поэтому радоваться не стоит.

Плюс ко всему у нас колоссальные манипуляции с дефлятором. Есть определенные хитрости в расчете ВВП. Падение экономики в 4 — 4,5 процента, которые рисуют нам чиновники, получается благодаря тому, что номинальный рост либо спад экономики очищается от инфляции, от так называемого дефлятора ВВП. Так вот, чтобы все знали, у нас спад на 4 процента получается благодаря тому, что рост цен по экономике Росстатом рисуется на уровне 6 — 7,5 процента при потребительской инфляции 15 — 16 процентов, при продуктовой инфляции в 19 — 23 процента и росте цен товаропроизводителей на 13 процентов. Реально дефлятор должен быть не меньше 13 — 14 процентов, но нам его рисуют в 6 — 7 процентов. Тогда получается, что падение экономики не 10 — 12 процентов, а всего 4 процента. На самом деле это с потолка цифры, чтобы не портить настроение руководству страны, но это не имеет отношения к реальной жизни. Поэтому реально экономика уже сегодня падает официально на 4 процента, а реально — на 10 — 12 процентов. Поэтому в следующем году будет точно такая же ситуация. Нам будут говорить, что в бюджет заложили рост экономики на 0,7 процента, по факту получится спад на 1,5 — 2 процента минимум, а реальное падение экономики будет не меньше чем на 6 — 7 процентов по реальному сектору.

Инфляцию заложили в бюджете 6,4 процента, что в принципе является маразмом, это самая низкая инфляция после 2011 года, когда ее тоже нарисовали под конкретные задачи предвыборного периода. Тогда нарисовали 6,1 процента, хотя все понимали, что цены растут как минимум на 10 процентов. Сейчас нам хотят нарисовать инфляцию в 6,4 процента, реально нарисуют не меньше 9 процентов, а фактически будет не меньше 15 процентов. То же самое, что сегодня: официально инфляция — 15 — 16 процентов, а для 80 процентов россиян реально цены выросли на 30 — 40 процентов минимум. Вроде бы реальные зарплаты падают не сильно, но все равно такого не было за последние 17 лет. Но надо понимать, что это средняя температура по больнице. Возьмите одного олигарха с доходом 1 миллиард в месяц и тысячу нищих бомжей, получится в среднем тысяча миллионеров. Поэтому реальные зарплаты падают на 11 процентов. Но если все это очистить от чиновников, госбанкиров и прочих, то у 80 процентов населения зарплаты падают на все 25 — 35 процентов.

У нас колоссальная пропасть между богатыми и бедными, она будет постепенно всплывать и выстреливать, как это было с дальнобойщиками, с которых три раза взяли за одно и то же. Поэтому бунты, стачки будут только расти и укрепляться. К этому надо готовиться и понимать, что мы входим в эпоху глобальных потрясений, большого финансово-экономического, потом социально-политического и гуманитарного цунами.

— Выхода из кризиса ожидать не стоит, как обещают власти?

— Выхода из кризиса нет и не предвидится, потому что эта команда, эти люди, эти управленцы будут отстаивать свои классовые интересы, интересы сырьевого олигархического капитала, коррупционеров, демократов, госбизнесменов, они будут топить страну и вымораживать, пытаясь сохранить статус-кво и спасти свои активы. Поэтому все это может закончиться плохо: финансовый и экономический кризис будет перерастать в социальный, гуманитарный, а потом уже общественно-политический. Загорятся первыми регионы, начнутся голодные бунты…

У нас уже сотни забастовок и голодовок объявлены по стране. Например, в Ангарске, Забайкалье людям не платят зарплату с августа, выплачивают еженедельно по 400 — 500 рублей, людям банально нечего есть. В Перми сотрудникам МЧС не платят зарплату уже больше четырех месяцев и предложили под Новый год решить трудности, взяв кредит в банке под 25 процентов годовых. Это же новый финансовый менеджмент российских реалий! В Самаре матери не отпускают в школу своих детей, потому что нечем платить элементарно за полдники и обеды, так как родителям не платят зарплату по три-четыре месяца. То же самое в Забайкалье, где забастовки и стачки учителей, которым также не платят зарплату, а нагрузка выросла в три-четыре раза из-за с