Вероника - моя проба пера на серьёзную тему

[Прохор]

...

Не красиво ..... , поступки дитяти, не мужа ))))

 

[Мюнхаузен]

10.

Две узкие дороги, что причудливым серпантином блуждали в горах, сходились теперь между собой под острым углом на перекрестке практически в селе. Грустные серые бетонные блоки лежали перед домами, стоявшими в десяти метрах перед дорогой. Горящее солнце отражалось от оцинкованных крыш, и слепило глаза, не спасали даже тёмные очки. Обычный пейзаж небольшого горного села. Всё как обычно.

На безлюдном перекрёстке первым остановился головной бронетранспортёр, за ним зенитка и пара грузовиков с бойцами. Замыкал небольшую колонну ещё один БТР. Не должны они были собственно ехать в этот рейд, не должны. Ведь сменились уже: тщательно и с любовью оборудованную ферму, жилище свое обустроенное, сдали парням из Зеленокумской бригады. А сами на броне сидели уже, готовились к выдвижению. Истоптанные берцы и медные бляхи со звёздами начистили до блеска – не каждый ведь день с войны живым возвращаешься. Но что-то перед самым выходом сорвалось, прибежали большие офицеры, стали отдавать быстрые приказы. Где-то по близости опять очень сильно стреляли. Информация была не точная, надо было по-быстрому слетать и посмотреть, в чем там дело, и кто там шалит. Ерёмин сначала возражал, говорил, что теперь это не их зона ответственности, что пусть Зеленокумцы сами отдуваются, пусть сами слетают, за одно на месте и познакомятся с обстановкой в своём секторе. Но что-то ему на ухо нашептал офицер и Ерёмин сдался.

- Да ладно, пацаны! Приказали нам. Поехали, там делов на пятнадцать минут всего, даже берцы не запылите, - странно было слышать такие слова бывалым бойцам-разведчикам от своего командира. Сейчас он не приказывал, а скорее просил своих подчинённых. Такое было в первый раз, и чего только не услышишь и не увидишь на войне. Видно было, что устал Ерёма (так его звали бойцы между собой) от всей этой затянувшейся мясорубки, и ему тоже сильно хотелось домой.

Пока мобильная колонна добиралась по серпантину до нужного перекрёстка, стрельба сама собой стихла. На душе у Морокова стало сразу теплее и спокойнее. Может и разбираться, здесь не придётся. Ну, постреляли чехи, пошумели, да и разбежались. Лёха сдвинул кепку на затылок, было очень жарко. Прислонился мокрым лбом к казённику. Посмотрел вперёд перед собой. Село как село. Дома как дома. Всё тихо, мирно и спокойно. Он закрыл глаза и представил встречу с Ромкой Дьяченко. За несколько месяцев войны они стали лучшими друзьями, можно даже сказать братьями. Ромку ранили месяц назад, и он уже был на большой земле. Алексей вёз в своём походном рюкзаке для Дьяка подарок - три металлических колпачка от 120-миллеметровых мин, чтобы потом, приспособив их под рюмки пить водку, поминать погибших товарищей, и постараться забыть весь этот пережитый кошмар. Но довести колпачки от мин, Лёшке в этот раз было не суждено.

Боевики ударили по колонне сразу, без предупреждения, практически в упор, прямо на этом перекресточке. Мороков открыл глаза, и увидел, что головной бронетранспортёр уже горит, из него пытаются вылезти горящие бойцы. На обочине уже лежали двое убитых. Сашка Ефимов, Лёхин заряжающий лежал рядом в луже собственной крови, крупный осколок разворотил голову, и он даже не дёргался в предсмертных конвульсиях. Практически в упор подстрелили Ерёмина, пуля пробила ему руку и ногу, оставляя кровавый след на дороге, он отползал в сторону. Колонну продолжали обстреливать с трёх сторон из всего, что только было у боевиков. Разведчиков попросту закидывали пулями и минами. Взорвался и загорелся второй БТР. У Морокова были считанные секунды, чтобы убраться с зенитки, но он решил отстреляться, прикрыв тем самым отход своих товарищей.

Из зенитной установки сто снарядов калибром двадцать три миллиметра вылетают за четыре секунды. Сначала Мороков раскрошил близлежащий дом, в котором бегало около десяти боевиков. Потом принялся ещё за пару домиков, из которых всё ещё продолжали работать гранатомётчики. От построек только щепки полетели, и никто уже в них не бегал и не пытался стрелять. За полминуты на его счету было как минимум пара десятков боевиков и три развороченных дома. Почти оглохший от стрельбы, он бежал в сторону своего взводного лейтенанта Ерёмина. Волоча за шиворот Сашку Ефимова, Мороков пятился спиной назад, и отстреливался из автомата. Осиротевшая зенитная установка взлетела на воздух практически одновременно с разорвавшейся у него под ногами миной. Здоровенный осколок угодил Морокову в бедро, почти оторвав ногу и разворотив руку. Взрывной волной его отбросило в неглубокую канаву, а раздробленная нога оказалась у него на плече.

Мороков через какое-то время пришел в себя. Начал крутить по сторонам головой. Мимо него бежали солдаты, но явно не из его подразделения. Если бы это были свои, то они бы непременно его подхватили и унесли. Алексей собрался с силами и громко прокричал, но его голос больше походил на стон умирающего.

- Мужики, ногу мне положите нормально! – один солдат остановился, как-то жалостно осмотрел его, снял ногу с плеча и к туловищу приставил как надо. Тут же убежал в укрытие. Из перебитой ноги кровь фонтаном стала хлестать в небо. Вот если не перетянуть сейчас рану, минута и всё – ни капли не в системе кровообращения. Мороков инстинктивно потянулся к прикладу калашникова, но между металлических рамок жгута не было – им он перетянул руку лейтенанту. Алексей немеющими пальцами отстегнул от автомата ремень, как можно туже перетянул ногу…

Он пришёл в себя через несколько часов. Ему страшно хотелось пить. Конечно, он не мог знать, что его товарищи уже считали его умершим. Уцелевшие разведчики внимательно разглядывали поле боя и видели только окровавленное тело Морокова с приоткрытым ртом, вокруг которого кружили мухи. Алексей вялым движением отогнал от себя насекомых. Первое что он увидел, это был танк, стоящий на высотке в метрах ста от него. Там ходили его пацаны. А в противоположной стороне, буквально в двадцати метрах от него были боевики. Мороков понял, что если он начнёт кричать, и звать на помощь, то духи его тоже услышат и заберут раньше, чем успеют вытащить товарищи. Ни туда, ни сюда, в общем. И как-то интуитивно пришло понимание того, что помощи можно уже и не ждать, что никто за ним не придёт… Он, снова потерял сознание.

 

[Мюнхаузен]

11.

Окружающий пейзаж был совершенно ему не знаком. Но это было ещё не самым странным. Он снова стоял на своих ногах. На своих совершенно здоровых и крепких ногах. Ступнями он отчетливо чувствовал под собой землю, и радовался этому. На миг в голове появилась мысль: «Ведь ты же ранен, ведь у тебя сильно разворочена рука и нога». Нет, это, наверное, был всё-таки сон. И он во сне стрелял из зенитной установки, потом перевязывал лейтенанта, тащил убитого заряжающего, а потом была мина, взорвавшаяся у него под ногами? «Какой странный сон!?» - подумал Мороков, и оглядел себя.

- Нет, это не могло мне присниться, - снова впал он в замешательство, и стал ощупывать свои ноги. Потом расстегнул ремень и спустил на зелёную траву свои штаны тоже зелёного цвета. Его ноги были целыми, загорелыми и без единой царапины.
- Здесь нельзя ходить без штанов,- Алексей обернулся на эти слова, и увидел в нескольких метрах от себя Иешуа Ганоцри. Арестант высокомерно смотрел в сторону, и не обращал внимания на солдата.
- Как имя тебе, демон? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Мороков. Не дождавшись ответа, Алексей стал читать вслух молитву «Отче наш» и креститься. Образ арестанта Ганоцри стал сначала размытым, а потом и вовсе растаял в воздухе.
- Чего это ты здесь молишься своими земными молитвами? – спросил парень в белых одеждах. Это был контрактник Кинчев, погибший ещё в марте, когда остался прикрывать отход разведгруппы.
- Да ладно тебе, Кино, что ты к Мороку пристал. Он видишь и так напуган, - а это уже говорил Володька Ценёв, который не смог выбраться из горящего бронетранспортера.
- Ладно, пока он тут по сторонам оглядывается, иди сюда, щелбан тебе отколю, ты же проспорил, - Володька подставил лоб, и Кино смачно и звучно треснул его пальцем. Ценёв потёр шишку.
- А ты, что собственно пришёл сюда?
- Твоё время ещё не настало. Давай иди обратно. Всему своё время. – Кинчев хотел толкнуть Алёшку в грудь рукой, но не успел, Мороков заблаговременно сделал шаг назад.
- Парни, постойте! – только и смог он из себя выдавить.
- Ну, стоим!
- Да мы и не парни. Хотя ладно, тебе с твоими земными представлениями можно и так нас называть.
- Андрюха, Вовка, вы что, ангелы?
- Морок, ангелы в другом отделе, а мы так, небесные волонтёры.
- А я что умер?
- Ты же читал «Мастера и Маргариту»? Ну, очнись же! Как же ты можешь быть мёртв, если ты говоришь с нами.
- Ладно, пошли Цена, нам ещё Кортика встречать.
- Лейтенанта Дмитрия Кортикова? Он же жив, я ведь ему ещё руку жгутом перетягивал, - переспросил Алексей.
- Морок, ты меня удивляешь! – честно признался Кинчев, и как-то совсем по земному почесал свою рыжую камушку.
- Да, и меня ты удивил. Не думал, что ты демона безвоздушного сразу распознаешь, явившегося тебе в образе Иешуа. Вот с Кино мы даже и заспорили на щелбан, - небесный волонтер Володя снова потёр рукой приличную шишку на лбу.
- Ладно, Лёха, у нас на тебя ровно три минуты есть времени, потом ты дуй обратно, и живи себе, дожидаясь отведённого часа смертного.
- Смотри, - начал Андрей Кинчев, - можешь с нами походить по воде…
- Или попрыгать с горы, а потом полетать чуток.
- Что, желаешь? Можем тебе экспресс-экскурсию устроить…
- Может что ещё?
- Парни, остаться я тут с вами не могу?
- Не можешь!
- Даже и не проси, тебе ещё жить, и кое-что выполнить надо.
- Тогда отведите меня, пожалуйста, на полянку с играющими детишками.
- На какую именно? Ты уточни, здесь полянок очень много всяких.
- На ту, где моя сестрёнка некрещеная сидит, и глядит на детишек. Хочет к ним подойти, а козёл белый дорогу ей перегораживает.
- Вот видишь! Я же тебе сказал, - радостно шумел Ценёв, - теперь твоя очередь лоб подставлять.
После того как Кинчева оградил Володька знатной «пиявкой», он подошёл и обнял Морокова.
- Лёха, ты прости меня, что я козлом тебя обзывал постоянно. Я же ведь не знал ничего, пока волонтёром не стал.

Они шли по неширокой реке. Под ногами слегка плескалась водная гладь. Но ступать по ней было спокойно и твёрдо. Большие рыбы плавали у самой поверхности, шевелили плавниками, жабры их колыхались, обнажая ярко-красный цвет.

- Слышь, Морок, мы хоть не Апостолы, но по воде всё же ходить умеем.
- Ты волнуешься, Лёха?
- Честно говоря, да. Я ж её только во снах и видел.
- Не переживай, она скучает и ждёт тебя.
- А как мне этого рогатого прогнать?
- Сам догадаешься.

Речка закончилась. Их встретил бережок, плавно поднимающийся вверх. А там уже и полянка завиднелась. Послышались радостные детские голоса.

- Они всё время тут играют? – спросил Мороков.
- А что им ещё делать? Некоторые играют и радуются. А некоторые… - и Володька замолчал.
- А некоторые, которых родители не успели посвятить в таинство крещения – сидят в сторонке и смотрят, - продолжил Андрюха Кинчев.
- Ладно, иди к ней скорее, а то нам надо успеть ещё, Кортика встретить.
- А козёл?
- Ушёл он, когда мы реку переходили.
- Иди уже.

Алексей подошёл к девочке, и поднял её на руки. Как же она была похожа на свою младшую сестру в детстве. Вытер заплаканные голубые глаза.
- Он не пускает меня…
- Пойдём, моя, хорошая! Пойдём!
Девочка крепко обняла Морокова, поцеловала в щёку. У него у самого навернулись слёзы. В центре полянки он опустил сестрёнку на землю, сам сел на мягкую траву.
- Иди, играй. Пока я здесь он тебя не обидит.
- Спасибо тебе, братик.
Мороков проводил ладонью по траве. Смотрел на играющих детей. И не хотел отсюда уходить.
- Лёха, пошли, - кричал Кино и махал руками.
- Ты ещё вернёшься сюда.

Адская боль появилась сразу, как только он пришёл в себя. Хотелось дико пить. И почему он не напился из той реки??? Светало… На камуфляже и на оружии появились маленькие капельки росы. Ладонью здоровой руки он собрал эти капельки и засунул руку в рот. Но хоть чуть утолить жажду не получилось, пить захотелось ещё сильнее. Пить! Пить! Пить! Чтобы хоть как-нибудь отвлечься от этой навязчивой мысли Мороков стал себя осматривать. Первое, что он увидел - был его берец, из которого капала кровь. Наверное, он полностью наполнен сейчас красной густой жидкостью. Потом он перевёл взгляд на рану - в развороченном буграми мясе, которое раньше было его ногой, копошились опарыши. Десятки, сотни белых червей ели его еще живую плоть. Мороков очень долго смотрел на них, прекрасно понимая, чего они хотят. Страх волной обрушился на него, да так сильно пробило, что всё тело мелко дрожало. Опарыши, пожирающие его ткани, вдруг привели его в чувства, переломили сознание, выдернули из загробного мира, где он видел ангелов-волонтёров и бредовых чудовищ – демонов. Мороков понял, что ему надо жить! Первое что он сделал - счистил червей штык-ножом, потом изворачиваясь, помочился себе в рану. Эти не сложные манипуляции отняли последние остатки сил. Он лежал на спине, смотрел в светлеющее с каждой минутой небо, думал как там сейчас хорошо Кинчеву и Ценёву. И ждал. Ждал когда начнут собирать раненых и убитых. Услышал робкий осторожный шепот.

- Пацаны, пацаны, я здесь! – тоже тихо и осторожно стал отзываться Мороков. Подползли несколько человек.
- Ты кто? – спросил один обросший мужик.
- Раненый я. Вот дырка в ноге, вот берец с кровью до краёв…
- А ты знаешь, кто мы?
- Знаю! Вы - боевики.
- Ну что, мы тебя в плен забираем, - и нож к горлу приставил один бородач.
- Да мне уже, как-то по х…! Хотите – берите, хотите – режьте. Я ж целые сутки без воды… в полном коматозе…
- Не сутки, а целых три. Несём его. Давай!

 

[александр1986]

Хватит День рождения отмечать, пора продолжение писать)))

 

[Мюнхаузен]

12.

Сначала Мороков оказался в детском саду, который был переоборудован в пункт приёма раненых. Здесь было много бородатых боевиков, и каждый со своим ранением. Не пришло и нескольких минут как опять к горлу Алексей приставили большой острый нож.

- Ах ты, сука, против нас воюешь, наших братьев убиваешь! – прямо перед лицом горели звериной ненавистью чьи-то глаза.
- А вы моих братьев убиваете, - равнодушно-спокойно отвечал Мороков.
- Ты гнида, мы тебя на ремни кожаные порежем. Ты ведь столько наших из своей зенитки положил!
- Ну, вы тоже, звери. Сколько вы моих товарищей только на одном том перекрёстке расстреляли?
- Слиишь, поговори тут ещё!
- Давай режь его!
- Да, давай режь, только дайте вот сигарету докурить, - спокойно огрызался Алексей.
- Ладно пусть докурет, потом свежуй его
- Вот скажи ты, - обращался Мороков одновременно ко всем бородатым, - вот чем мы отличаемся друг от друга? Ты - солдат, и я – солдат. Приказали - мы и идем друг друга убивать…

На какое-то время его оставили в покое. Потом, ближе к полудню отвели в другую комнату и начали допрашивать.
- Ты кто?
- Младший сержант Мороков.
- Молодец, что не соврал. Раз не соврал, мы тебя резать пока не будем.
- А откуда вы взяли, что я не соврал?
- А вон посмотри туда, - боевик рукой показал в сторону. Несколько человек вытаскивали раненого лейтенанта Кортикова Дмитрия на улицу. Под общие восторженные крики офицера обезглавили…

Забившись в уголок, Мороков курил одну папиросу за другой. У него оставалось ещё полпачки "Примы». Подошел боевик. Покрутил головой по сторонам. Присел. Протянул две пачки "Парламента". Чуть слышно, почти шепотом сказал: «Задрал ты уже тут вонять, на, кури нормальные, а то дышать нечем». Алексей понял, что если ему и отрежут голову, то точно не сегодня. На следующий день его перевезли в другой медицинский лагерь.

Мороков периодически терял сознание, приходил в себя. Когда в очередной раз боль отпустила, он мог различать предметы. Алексей лежал на койке, в дверном проеме комнаты стояли бородатые мужики с автоматами. Среди них был один, как-то особенно бородатый. Он пристально смотрел прямо в глаза.

- Больно? – коротко спросил бородач
- Больно, - еле шевеля губами, отвечал Мороков.

Бородач что-то сказал по-своему, на непонятном языке и вышел вместе со свитой из комнаты. Через какое-то время появился врач, стал осматривать рану.
- Знаешь, кто это был? – спросил врач.
- Нет, не знаю, - честно признался раненый.
- Это Басаев Шамиль. Наш полевой командир.

Глядя, как врач добротно бинтует ему ногу, Мороков окончательно понял, что резать его не станут. По крайней мере, в ближайшие несколько дней. И ещё раз убедился в своей правоте, когда ночью один боевик принес ему бутылку коньяка.
- Пей. Я же вижу, что болит. Пей - легче станет, - говорил бородач.
- Три дня не ел я ничего. Выпью – сблюю. Вы меня и прирежете, - совершенно обыденно, как будто такое происходило с ним чуть ли не каждый день, отвечал Мороков. Боевик молча ушел. Потом снова вернулся, но уже не с пустыми руками. Он принес лепешку и несколько молочных сосисок.
- Смотри, - пригрозил он, - только моим ничего не рассказывай. Понял?
- Понял! – Лешка качнул головой.

Из полевого штаба Басаева вскоре перевезли Алексея в цивильную городскую больницу. Здесь на излечении находились тяжело раненые боевики. И здесь же случилось второе чудо – чеченцы стали готовить его к операции. С наркозом, правда, в больнице было туго. Кололи обезболивающее, а оно Морокова не брало. Может, медикамент был просроченным. Может, у Алексея из-за травмы сместился болевой порог. А может, и то и другое вместе взятое. Ногу резали практически на живую. Мороков сначала орал на всю операционную минут десять. Обессилев потерял сознание. Проснулся – нога собрана, стоит аппарат Илизарова. Врач на обходе потом скажет, что у них на всю Чечню всего три аппарата Илизарова, а один отдали ему, так как за него попросили.

Полтора месяца жил он здесь в уголке, тише воды, ниже травы. Кормили его раз в день, дадут кусок хлеба и кружку воды. Но зато три раза в день приходила медсестра по имени Мадина, делала уколы, бинтовала. Мороков иногда, украткой, поймав момент, чтобы никто не видел, целовал ей в знак благодарности руку. Сначала, женщина чуть не ударила его за это по лицу, но потом стала относиться проще. В очередной раз, когда она привычно-равнодушно воткнула ему в задницу шприц, сказала как бы между делом:

- Это последний укол.
- Это же хорошо, - обрадовался Мороков, - сколько же можно меня дырявить?
- Сколько оплатили, столько и вкололи, - Мадина посмотрела на него как-то странно, и ушла. Стало Алексею как-то не по себе. Понял он её мысли: у нас тут, мол, свои от столбняка-гангрены загибаются, а мы лекарства тебе отдаем. Но Алексей на Мадину не обижался. Эта медсестра была мудрой и доброй женщиной, она помогала ему иконку от боевиков прятать, и ни разу его не выдала.

В больницу как-то приехал Басаев. Проверял своих бойцов, но и к Морокову тоже зашел. После отъезда Басаева стали опять делать обезболивающие уколы. Провели на ноге еще несколько необходимых операций. Алексея периодически навещал один русский мужик лет сорока пяти. Рассказывал, что когда-то давно, ещё в своей молодости женился на красивой чеченке. Началась война – оказался перед нелёгким выбором: воевать за свою страну или за свою семью. В больнице несколько раз появлялся один чеченец не похожий на привычных бородатых боевиков. Цивильно и представительно одет. Говорит уверенно, ведёт себя совершенно по-другому. Чеченца звали Ваха, он приехал из Москвы, чтобы купить раненного пленного, взятого в бою, и обменять его на своего брата, сидящего в тюрьме.

– Бери вот этого. Сержант. Нога разорвана, рука разорвана – хороший экземпляр, короче, - Басаев рекомендовал Вахе купить именно Морокова. Тот и купил. Дополнительно нанял мужика с женщиной, которые на заднем сиденье машины и должны были перевезти Алексея как своего раненого сына. Но боевики Шамиля все равно сопровождали машину до самой границы, чтобы другие не украли русского пленного, сильно обросшего и очень смахивающего теперь на моджахеда.

На границе с Ингушетией была большая пробка, беженцы валили огромной толпой, тащили с собой все свои пожитки. Боевики подошли к окошку КПП, договорились. Минуя все блокпосты, машина, где перевозили Морокова, под покровительством вооруженной бородатой охраны доехала до самой Назрани.
- Как ты проехал? – спрашивает феэсбешник, одетый в хороший дорогой костюм.
- Откуда я знаю. Меня в машине везли, - отвечает Мороков. Обладатель шикарного костюма передаёт по рации:
- Отдайте клиента, и приезжайте. Наш уже здесь давно…

 

[Oxigen]

opcorm1: