Вероника - моя проба пера на серьёзную тему

[Мюнхаузен]

Вероника - несущая победу (древнегреческое), происходит от греческого имени Беренике: "феро" - приносить, "нике" - победа.
По латыни это имя означает - истинный, подлинный образ. Это связано с легендой о том, как молодая женщина Вероника вышла из толпы, взяла свой платок и вытерла кровь и пот Христа, несущего крест на Голгофу. Истинный лик Христа чудесным образом запечатлелся на плате.



1.

Эта история началась в то время, когда наша страна гордо называлась Союзом, и состояла из пятнадцати республик, объединённых под одним гербом, с изображением серпа и молота. В одном небольшом провинциальном городе жила семья. Муж состоял в коммунистической партии, и занимал, не смотря на свой возраст, ответственный должностной пост. Жена была обычной школьной учительницей. У них вскоре родилась девочка, и муж ещё сильнее полюбил и привязался к своей супруге. Всё у них было хорошо и мило, если не считать единственного камня преткновения, которым стало вероисповедание. Женщина воспитывалась в очень порядочной религиозной семье, а её супруг хотя и не был атеистом, но относился ко всем церковным обрядам, праздникам и ритуалам весьма скептически. В то советское время считалось, что человек не может быть одновременно коммунистом и верующим в Христа человеком. Крестить младенцев тоже считалось не самым хорошим тоном советского человека. Вот именно по этому и возникали между любящими супругами противоречия и споры: женщина, украшенная материнством очень хотела по крестить свою маленькую дочь, но её супруг, не то, чтобы был против, скорее объяснял своё нежелание крестин разговорами, которые могут возникнуть после этого.
Так и оставалась девочка долгое время не крещёной. Время медленно идёт, но быстро проходит. Вот и ребёнок уже повзрослел, ей исполнилось четыре годика, она радовалась жизни, и радовала своих родителей. Никто и не предполагал, какое горе вскоре ожидает эту благополучную молодую советскую семью…
Однажды зимой, когда вечерние сумерки уже спускались на позолоченные купола, женщина возвращалась домой с прогулки, она заботливо везла за собой детские саночки, в которых сидела розовощекая и радостная девчонка. Проезжающую по дороге машину сначала завертело, потом понесло в строну, видимо, водитель не справился с управлением на скользкой морозно йдороге. Тяжелая груда металла на четырех колесах врезалась в женщину и её ребёнка… Когда женщина пришла в себя в больнице, ей не сразу сказали, что у неё уже больше нет дочери…

 

[Мюнхаузен]

2.
В больнице, пока ещё лежала в гипсе и в бинтах, превозмогая боль и борясь за свою жизнь, она не осознала, что с ней произошло. Мозг блокировал информацию о смерти дочери, сознание начало проясняться, когда её уже выписывали из травматологического отделения.
Первую неделю своего пребывания дома она провела как приведение, ходила-слонялась по комнатам бледная и молчаливая. Заблаговременно, ещё до её выписки из больницы муж убрал осиротевшую детскую кроватку и все игрушки. Женщину старались не оставлять без присмотра, ей никто не задавали никаких вопросов, лишь иногда настаивали на том, чтобы она что-нибудь поела…
Она проснулась и поняла, что её жизнь - бессмысленна и глупа. Она понимала, что ничего уже исправить нельзя. Дальнейшее будущее, казалось ей, не имеет никаких перспектив. И как-то особенно остро она ощутила, что к жизни у неё потерян всякий интерес. Женщина тихо поднялась с постели, и, не обращая внимания на спящего супруга, вышла из комнаты. Она направилась в кухню, и, проходя мимо закрытой двери детской, нежно провела по ней рукой, точь в точь как проводила своей ладонью по волосам своей доченьки. На кухни было не зашторено окно. В ночном лунном свете были хорошо видны вертикальные столбы дыма, выходящие из труб соседских домов. Луна! Она сегодня ночью была как-то особенно прекрасна, яркий желтый диск поливал своим холодным светом заснеженные улицы…
Женщина вспомнила, зачем она пришла на кухню. Она открыла ящик стола и достала длинный острый нож. Провела пальцем по лезвию – нож был хорошо наточен, надо отдать должное её супругу, он всегда был домовитым и хозяйственным человеком. Ванная комната располагалась рядом с кухней. По мере того, как заполнялась вода, женщину одновременно охватывало чувство страха и эйфории… Конечно она знала, что самовольный уход из жизни – это один из самых страшных смертных грехов, знала и то, что самоубийц никогда не отпевают в церкви, и их дальнейшее пребывание в вечности уготовано в преисподней. Когда ванна заполнилась до нужного уровня, она почему-то вдруг поймала себя на мысли, что перерезав вены и навечно уснув в красно-кровавой воде, она может и не встретиться на том свете со своей малышкой. Ведь её душа была безгрешной, и уж наверняка ей уготована в вечности лучшая доля… А, что ждёт её – самоубийцу?
Стоя на краю пропасти и размышляя о последнем своём безвозвратном шаге в пустоту, она не заметила, как к дверям подошёл её муж. Женщина скорее почувствовала спиной своего супруга, чем услышала ушами его приближающиеся шаги. Она обернулась и увидела его стоящим перед ней на коленях.
- Прошу тебя, не делай этого, - умоляющим шепотом говорил он, а из его глаз катились крупные слёзы, - ты очень нужна мне, что я без тебя буду делать? – у него дрожал подбородок, тряслись руки, нервно подёргивался один глаз. И только сейчас, глядя на своего мужа она поняла, что не только ей одной безвыходно тяжело на душе… Она отбросила нож в сторону, сама упала на колени, крепко обхватила его руками, и, уткнувшись ему в шею дико зарыдала. Плакали оба, стоя на коленях, рыдали от горя их посетившего, оплакивали свою погибшую девочку…

Наступила весна. Был зелёный месяц май. Дома и улицы утопали в свежих, только что распустившихся листьях, цвели плодово-ягодные деревья, и теплый ветер разносил благоухание по всему городу. Выбросила свои цветки сирень. Жизнь снова продолжалась новыми красками и новыми жизнями...
Отца Владимира она встретила в канун праздника Великой Победы. Он стоял возле магазина в очереди, пиджак, которой было очень непривычно на нём видеть, стройнил его фигуру, а грудь украшали боевые медали, и ордена.
- Добрый день, отец Владимир! – приветствовала женщина священника.
- Здравствуйте, Танечка! Как ваше здоровьице? – дружелюбно отвечал тот.
- Да вот, растём по не многу, - она провела вверх-вниз по заметно округлившемуся животику.
- Вы молодцы с супругом. Как думаете назвать ребёночка?
- Мы пока ещё и не думали об этом. Отец Владимир, а вы что воевали? – удивление она не могла скрыть, ведь даже и не знала сроду, и не предполагала, что этот уважаемый всеми батюшка воевал на фронтах второй мировой.
- Эх, Танечка, так я же всю войну прошел штрафником, от звонка до звонка, как говорится, и всегда был на передовой с крестом на груди. И вот, видишь, Господь сберёг, только с его помощью и жив остался. Дошел до самого Берлина.
- А за что же вас штрафником?
- Да за веру, Танечка, за веру. У меня и отец, и дед, и прадед – все священнослужителями были. Не стал креста снимать, когда дни окаянные настали и гонения на церковь пошли, вот и отправили меня за это в штрафной батальон.
- Отец Владимир, у нас к вам будет просьба, - она посмотрела по сторонам, убедилась, что рядом стоящие люди не прислушиваются к их разговору, и гораздо тише произнесла. – Мой муж хочет тайно покреститься…

 

[valer]

Драматурги блин! Мало негатива то везде... И вы туда же...

 

[Мюнхаузен]

Драматурги блин! Мало негатива то везде... И вы туда же...

Следите за темой и читайте дальше...

Там будет всё... всё что только присуще драматургии )))

 

[Прохор]

За содержание не буду ничего говорить . За ход сюжета тоже. Не литератор ))) . Построение предложений хромает прилично, как и орфография с пунктуацией. Бегло пометил то, что уж явно бросается в глаза . Что не мешало бы отредактировать. Раз выставлено на обозрение, надеюсь критика будет воспринята в нормальном ключе ))) Много употребляется союзов "и" и "чтобы".

Спойлер

Эта история началась в то время, когда наша страна гордо называлась Союзом, и состояла из пятнадцати республик, объединённых под одним гербом, с изображением серпа и молота. В одном небольшом провинциальном городе жила (может молодая?) семья. Муж состоял в коммунистической партии, и занимал, не смотря на свой (какой?)возраст, ответственный должностной пост. Жена была обычной школьной учительницей. У них вскоре родилась девочка, и муж ещё сильнее полюбил и привязался к своей супруге. Всё у них было хорошо и мило, если не считать единственного камня преткновения, которым стало вероисповедание. Женщина воспитывалась в очень порядочной религиозной семье, а её супруг хотя и не был атеистом, но относился ко всем церковным обрядам, праздникам и ритуалам весьма скептически. В то советское время считалось, что человек не может быть одновременно коммунистом и верующим в Христа человеком. Крестить младенцев тоже считалось не самым хорошим тоном советского человека. Вот именно по этому и возникали между любящими супругами противоречия и споры: женщина, украшенная материнством очень хотела по крестить свою маленькую дочь, но её супруг, не то, чтобы был против, скорее объяснял своё нежелание крестин разговорами, которые могут возникнуть после этого.
Так и оставалась девочка долгое время не крещёной. Время медленно идёт, но быстро проходит. Вот и ребёнок уже повзрослел, ей исполнилось четыре годика, она радовалась жизни, и радовала своих родителей. Никто и не предполагал, какое горе вскоре ожидает эту благополучную молодую советскую семью…
Однажды зимой, когда вечерние сумерки уже спускались на позолоченные купола, женщина возвращалась домой с прогулки, она заботливо везла за собой детские саночки, в которых сидела розовощекая и радостная девчонка. Проезжающую по дороге машину сначала завертело, потом понесло в строну, видимо, водитель не справился с управлением на скользкой морозно йдороге. Тяжелая груда металла на четырех колесах врезалась в женщину и её ребёнка… Когда женщина пришла в себя в больнице, ей не сразу сказали, что у неё уже больше нет дочери…
В больнице, пока ещё лежала в гипсе и в бинтах, превозмогая боль и борясь за свою жизнь, она не осознала, что с ней произошло. Мозг блокировал информацию о смерти дочери, сознание начало проясняться, когда её уже выписывали из травматологического отделения.
Первую неделю своего пребывания дома она провела как приведение, ходила-слонялась по комнатам бледная и молчаливая. Заблаговременно, ещё до её выписки из больницы муж убрал осиротевшую детскую кроватку и все игрушки. Женщину старались не оставлять без присмотра, ей никто не задавали никаких вопросов, лишь иногда настаивали на том, чтобы она что-нибудь поела…
Она проснулась и поняла, что её жизнь - бессмысленна и глупа. Она понимала, что ничего уже исправить нельзя. Дальнейшее будущее, казалось ей, не имеет никаких перспектив. И как-то особенно остро она ощутила, что к жизни у неё потерян всякий интерес. Женщина тихо поднялась с постели, и, не обращая внимания на спящего супруга, вышла из комнаты. Она направилась в кухню, и, проходя мимо закрытой двери детской, нежно провела по ней рукой, точь в точь как проводила своей ладонью по волосам своей доченьки. На кухни было не зашторено окно. В ночном лунном свете были хорошо видны вертикальные столбы дыма, выходящие из труб соседских домов. Луна! Она сегодня ночью была как-то особенно прекрасна, яркий желтый диск поливал своим холодным светом заснеженные улицы…
Женщина вспомнила, зачем она пришла на кухню. Она открыла ящик стола и достала длинный острый нож. Провела пальцем по лезвию – нож был хорошо наточен, надо отдать должное её супругу, он всегда был домовитым и хозяйственным человеком. Ванная комната располагалась рядом с кухней. По мере того, как заполнялась вода, женщину одновременно охватывало чувство страха и эйфории… Конечно она знала, что самовольный уход из жизни – это один из самых страшных смертных грехов, знала и то, что самоубийц никогда не отпевают в церкви, и их дальнейшее пребывание в вечности уготовано в преисподней. Когда ванна заполнилась до нужного уровня, она почему-то вдруг поймала себя на мысли, что перерезав вены и навечно уснув в красно-кровавой воде, она может и не встретиться на том свете со своей малышкой. Ведь её душа была безгрешной, (чья?) и уж наверняка ей уготована в вечности лучшая доля… А, что ждёт её – самоубийцу?
Стоя на краю пропасти и размышляя о последнем своём безвозвратном шаге в пустоту, она не заметила, как к дверям подошёл её муж. Женщина скорее почувствовала спиной своего супруга, чем услышала ушами его приближающиеся шаги. Она обернулась и увидела его стоящим перед ней на коленях. Размеры советских ванн не позволяли подойти со спины )))))))
- Прошу тебя, не делай этого, - умоляющим шепотом говорил он, а из его глаз катились крупные слёзы, - ты очень нужна мне, что я без тебя буду делать? – у него дрожал подбородок, тряслись руки, нервно подёргивался один глаз. И только сейчас, глядя на своего мужа она поняла, что не только ей одной безвыходно тяжело на душе… Она отбросила нож в сторону, сама упала на колени, крепко обхватила его руками, и, уткнувшись ему в шею дико зарыдала. Плакали оба, стоя на коленях, рыдали от горя их посетившего, оплакивали свою погибшую девочку…

Наступила весна. Был зелёный месяц май. Дома и улицы утопали в свежих, только что распустившихся листьях, цвели плодово-ягодные деревья, и теплый ветер разносил благоухание по всему городу. Выбросила свои цветки сирень. Жизнь снова продолжалась новыми красками и новыми жизнями...
Отца Владимира она встретила в канун праздника Великой Победы. Он стоял возле магазина в очереди, пиджак, которой было очень непривычно на нём видеть, стройнил его фигуру, а грудь украшали боевые медали, и ордена.
- Добрый день, отец Владимир! – приветствовала женщина священника.
- Здравствуйте, Танечка! Как ваше здоровьице? – дружелюбно отвечал тот.
- Да вот, растём по не многу, - она провела вверх-вниз по заметно округлившемуся животику.
- Вы молодцы с супругом. Как думаете назвать ребёночка?
- Мы пока ещё и не думали об этом. Отец Владимир, а вы что воевали? – удивление она не могла скрыть, ведь даже и не знала сроду, и не предполагала, что этот зпт уважаемый всеми зпт батюшка воевал на фронтах второй мировой.
- Эх, Танечка, так я же всю войну прошел штрафником, от звонка до звонка, как говорится, и всегда был на передовой с крестом на груди. И вот, видишь, Господь сберёг, только с его помощью и жив остался. Дошел до самого Берлина.
- А за что же вас штрафником?
- Да за веру, Танечка, за веру. У меня и отец, и дед, и прадед – все священнослужителями были. Не стал креста снимать, когда дни окаянные настали и гонения на церковь пошли, вот и отправили меня за это в штрафной батальон.
- Отец Владимир, у нас к вам будет просьба, - она посмотрела по сторонам, убедилась, что рядом стоящие люди не прислушиваются к их разговору, и гораздо тише произнесла. – Мой муж хочет тайно покреститься…

 

[Мюнхаузен]

Критику ценю особенно... Т.к. именно она позволяет проводить работу над ошибками.

Глав будет 33. Жду критики ото всех и по тексту, и по сюжету, и по другим моментам...

 

[nason39]

Не обижайся Автор, но постоянное нагнетение сюжета - плохо! Все в черных красках, после прочтения Твоего сюжета, только мысли о суициде... Текст тяжел,читается тяжело... (у тебя у самого все хорошо в жизни?) Нет разбавления, плохо - хорошо.(пишу как понимаю тексты) По большому, один сплошной негатив, от прочтения которого, здоровее не стонешь.... Не обижайся, это правда..

 

[OxotNic]

Дмитрий, продолжай, пиши...:drinks:

 

[Мюнхаузен]

3.

Она шла босыми стопами по мягкой траве. Вокруг росли красивые цветы, причём ей казалось, что нигде раньше она их не встречала. На её пути возник небольшой ручеёк с кристально прозрачной водой. Она слегка приподняла длинный подол белого полупрозрачного платья (странно, подумала она про себя, ведь у меня никогда не было таких платьев, а даже если бы и были, то я вряд ли бы носила такой фасон) и осторожно сделала первый шаг в воду. Ручей оказался совсем не холодным, как с начала она предполагала, грунт был плотным и мягкий, её пальцы, когда она вышла из ручья, были мокрыми и абсолютно чистыми. Она машинально потрогала свой внушительный живот, погладила того, кто жил и рос у неё внутри, сама себе улыбнулась и снова пошла босиком по траве…

Перед ней открылась огромная ярко освещённая ласковым солнцем поляна. На самой макушке шумно играли дети. Все как один они были одеты в белые, почти светящиеся одежды, и солнечные лучи, отражаясь от них, попадали в глаза, и невольно приходилось щуриться. Дети были примерно одного возраста, голубоглазые, светловолосые, радостные, улыбчивые. Женщина буквально кожей ощутила приток положительной энергии, исходящий от этих девчонок и мальчуганов. «Интересно: а где же их родители?» - задавала сама себе вопрос Татьяна и смотрела по сторонам, но взрослых нигде не было видно. Она прошла ещё вперёд, вдыхая полной грудью свежесть дивного воздуха. Примятая её стопами трава сразу же поднималась в своё первоначальное положение, как только ноги женщины делали очередной шаг.

На самом краю полянки, спиной к ней сидел ещё один ребёнок, но в отличие от других он был одет по-зимнему, на голове его расположилась тепла шапчонка, удерживаемая полоской растягивающейся и перекрещённой резинки. Женщина не могла разглядеть лица этого малыша, поэтому подошла к нему поближе. Тревожное чувство охватило Татьяну, она поняла, что этот ребёнок одет точно также как и её дочь в тот роковой день гибели. Девочка обернулась, и женщина с радостью и со страхом увидела своего ребёнка. Она тут же упала на колени, земля была мягкой, а трава нежно касалась её щиколоток. Слезы радости брызнули из глаз, но женщина улыбалась. Она не могла ничего сказать, в горле словно застрял огромный комок.

Татьяна сняла с дочери зимнюю одежду, стянула валеночки, и принялась расцеловывать своё дитя.

- Почему ты не играешь на полянке с остальными детишками? – сквозь слёзы радости спросила женщина.

- Мама! Я хочу пойти играть на лужайку, но меня не пускает к ним большой белый козёл, - расстроенно и обречённо отвечала девочка.

- Какой белый козёл? – удивлённо спросила женщина, ведь когда она шла, то никого не видела. Девочка ничего не ответила, а только показала пальцем влево. Татьяна повернула голову в ту сторону, куда указывала рукой дочь, и обомлела… Козёл был огромным, стоял на задних копытах в полный рост, белым, как сибирский белый медведь, но глаза у него были не козлиные, а скорее от человека, и ещё он улыбался, надменно искривляя губы.

- Мама, вот он стоит здесь и не пускает меня!

Женщина вскрикнула и проснулась в своей спальне. Вместе с ней, и от её крика проснулся её муж. Он потрогал её лицо и крепко обнял. Татьяна была вся мокрая от слёз и пота.


Этот сон не раз, и не два снился женщине. Бывали недели, когда каждую ночь сон повторялся точь в точь, как и тогда в первый раз. И тогда она снова и снова шла с мужем к отцу Владимиру. Она просила, чтобы её умершую дочь по крестили, но батюшка, уже в который раз объяснял, что крестят только живых младенцев, а за умерших нужно только отчаянно и усердно молиться. И она молилась, молился и её супруг, молился за безвременно умершую девочку и сам отец Владимир. Но люцифер в образе большого белого козла всё же являлся иногда Татьяне во сне, он стоял также на том самом месте, где его впервые увидела женщина, преграждал путь на поляну и не пускал девочку играть к другим детишкам.

 

[Мюнхаузен]

4.

Его нарекли Алексеем, что в переводе с древнегреческого означает – «защитник», «оберегающий».

Родители крестили его ещё в младенчестве. Ему было восемь месяцев, когда его оставила мать спящего в коляске во дворе собственного частного дома. А когда женщина вышла – ахнула от удивления, проснувшийся малыш уже сидел и держался крохотными ручонками за края коляски. В год он не пошёл, а побежал, причём бежал быстро озорно, то и дело, ударяясь о дверные косяки, а спотыкаясь всегда падал, разбивая себе нос до крови. Сколько тогда он набил себе шишек и синяков – не счесть. Начать говорить мальчик никак не хотел, ну некогда ему просто было говорить, его родители страшно переживали из-за этого. А маленький сорванец Алешка только бегал по дому как угорелый, и маму называл «Ма-а-а», а к отцу почтительно и коротко обращался «Па». Родители мальчика пригласили к себе в дом отца Владимира. Когда батюшка пришёл, мальчугана в это время переодевали. Ребёнок вырвался из рук матери и побежал прямо на встречу к священнику. Остановился перед отцом Владимиром за несколько метров, внимательно осмотрел себя с ног до головы и, разводя ручонками смущенным голосом пролепетал:

- Ну, нетю у мене тюси! Тюси! Мамка тюси мне не надэла! – и снова стал рукоплескать своими маленькими ладошками.
- Да ладно тебе, Алёшка, ты и так, без трусов хорош! – отец Владимир протянул вперёд свои кисти, и ребёнок оказался у батюшки на руках. Родители не могли сдержать слёз радости, а их сын смотрел удивлённо и спрашивал:
- Плацют, а цё они плацют?
- Это они, Алёшка, радуются, что ты у них такой здоровенький и крепенький растёшь!

Алёшке не было ещё и трёх лет, когда он кубарем свалился с высоких деревянных ступенек, служивших порогом у входа в дом. У мальчика было лёгкое сотрясение мозга, и он проспал к ряду несколько дней подряд. Потом уже он выходил на порог и подолгу стоял на деревянных ступеньках, внимательно смотрел по сторонам и облюбовывал глазами соседские яблоки. Как-то он увидел соседку тётю Пашу и громко ей закричал:

- Тёть Пашя, дай Алёши лябки! – соседка сорвала несколько яблок и подошла к мальчику, отдала фрукты.
- Иди, отнеси маме, и скажи, чтобы она их помыла.
- А ты сяма почему лябки не помыла?

В три года Алёшка очень неудачно навернулся из своей детской кроватки. Он самостоятельно потянулся за игрушкой стоящей на стуле, вместо того чтобы позвать взрослых и попросить чтобы ему её подали. Падая вниз, он сильно стукнулся носом о прямой угол узенькой деревянной перекладины, которая являлась соединительным элементом между ножками стула. Услышав грохот, первым вбежал в комнату отец мальчика. Он сразу подхватил испуганного ребёнка на руки. У Алёшки кожа на носу аккуратно завёрнулась на бок, и были хорошо видны оголённые хрящики. Через секунду бурным ручьём хлынула кровь. Алёшка громко заревел, белая майка отца сразу же поменяла свой цвет, вбежавшая в комнату Татьяна от увиденного упала в обморок, и мужчине пришлось приводить её в чувства. Муж похлестал Татьяну ладонью по щекам. Женщина очнувшись зарыдала, и почти впала в истерику.

- Мама, ну ни паць, ни паць мама! – всё повторял Алешка, шевеля перепачканными кровью губами.

Алешке в больнице наложили несколько швов. Его маленький аккуратный носик, из крохотного и острого сразу превратился в горбатую раздувшуюся картошку.

На день рождения в четыре года Алешке подарили красный трёхколесный велосипед «Ромашка». Всё семейство гуляло воскресным днём в городском парке, в центре которого располагался недостроенный фонтанчик. Все дороги в парке шли немного под уклоном и сходились в самом центре. Алёшка довольный и радостный катил свой трёхколесный подарок по дорожке, он не крутил педали, а отталкивался ногами от асфальта. Мальчуган, повернув голову назад, смотрел на своих родителей и смеялся. Ему было не понятно, почему вдруг отец замахал руками и, помчавшись в его сторону, что-то закричал. Проносившийся со свистом в ушах ветер не позволил Алёшке услышать, что же отец хотел ему сказать. Когда мужчина подбежал к фонтану, его сын уже лежал без чувств. Велосипед остался на поверхности, уткнувшись передним колесом в основание бассейна, не заполненного водой. Опять у Татьяны по щекам текли слёзы, а грустный и серьёзный отец нёс мальчика на своих плечах, в руке у него находился трёхколесный подарок. Алёшка почти всё время спал, лишь изредка он просыпался, трогал отца за уши, проводил рукой по волосам и снова проваливался в сон. У него было очередное сотрясение мозга.

Как-то летом Алёшка катался на «Ромашке» возле дома. Татьяна вышла на улицу, а сына нет. Она бросила все дела и побежала его искать. Спрашивала у прохожих, не видели они мальчика на красном трёхколёсном велосипеде. Одна женщина, повстречавшаяся ей на пути сказала, что только что на перекрёстке какой-то ребёнок на детском велосипеде попал под колеса проезжающему грузовику… У женщины внутри всё оборвалось… Задавили на смерть на перекрёстке не её сына, а мальчишку примерно такого же возраста с соседней параллельной улицы. Алёшка приехал через час домой. Что пережила женщина за это время – остаётся только догадываться. Она отсоединила резиновый плотный шланг от стиральной машины, и как следует всыпала провинившемуся. В тот день Алёшка в первый раз познакомился с этим резиновым шлангом. В дальнейшем ему еще много раз придётся ощущать своей пятой точкой опоры воспитательно-наказательные мероприятия.


Татьяна думала и надеялась, что все испытания и невзгоды, приносимые её сыном-непоседой, скоро останутся позади. Она снова была беременной, и как сказали врачи, у неё должна быть двойня. Женщина надеялась, что когда у неё снова появятся малыши, то Алешка станет спокойнее. Так оно и вышло. Старший сын старался помогать родителям. Он как-то сразу стал серьёзнее и внимательнее. Были дни, когда он часами не отходил от детской кроватки, где мирно посапывали спящие брат и сестрёнка. Долго мог качать огромную коляску на улице. Но вот однажды Алёшка рассказал Татьяне, что ему часто снится один и тот же сон. Он идёт по поляне, на которой весело играют дети, замечает одиноко сидящую грустную девочку. Он начинает с ней разговаривать, она называет его своим младшим братом, и жалуется, что никак не может выйти к играющим детишкам на полянку. Когда Алёшка спрашивает, что ей мешает это сделать, девочка показывает в сторону, где стоит большой белый козёл со злыми глазами и улыбается нехорошей улыбкой…

 

[Мюнхаузен]

5.

В шесть лет Алёшка пошел в первый класс. Тогда считалось модным и престижным отдавать детей в школу с шести лет. И первоклашки не догуляв ещё одного года, уже учились таскать на своих спинках тяжелые портфели с учебниками.

После торжественной и громкой линейки был первый в жизни детворы урок. Сколько таких уроков будет у них за все годы обучения в школе? Не счесть! В этом году школа принимала сразу пять первых классов-шестилеток. Для детворы, только что вышедшей из детского сада, были подготовлены новые свежие классы, оборудованы спортивные площадки, огромная спальная комната, состоящая из трёх секций и плотно заставленная кроватками. Но сегодня, на первое сентября первоклашек не стали утруждать, а повезли на школьных автобусах в областной центр в цирк на представление.

Цирк был переполнен в этот день. Мест не хватало, и пришлось классным руководителям в первый поток пускать не четыре, а всего два класса шестилеток. Другие ребятишки, где, кстати, был и первоклассник Алёшка Мороков, гуляли по городу и ожидали своей очереди посмотреть на дрессированных животных, на смешных клоунов, и ловких акробатов. Но в этот день случилось не предвиденное: один гимнаст, выполняя сложный акробатический элемент, сорвался и упал из-под купала цирка прямо на сцену. Человек был ещё жив, но очень сильно поломан. Представление пришлось завершить раньше времени.

Вторую группу первоклашек вместе с детишками, не очень удачно побывавшими в цирке, отправили в кукольный театр. Там шло шикарное костюмированное представление, поставленное по мотивам всем известной доброй сказки. Алешка сидел на первом ряду и в упор смотрел на огромных тряпочных кукол. Ему было не интересно смотреть этот спектакль, ведь он знал его наизусть. Каждое слово, каждое движение, интонация каждого из персонажа были ему хорошо знакомы – эту сказку он часто слышал от своей мамы перед сном.

Алёшке надоело сидеть на месте, он стал крутиться по сторонам, раскачиваться на основании мягкого кресла. Первоклассник не знал чем себя занять. В какой-то момент он даже хотел ущипнуть сидящую по соседству девочку, но передумал, увидев, как она широко раскрытыми глазами смотрит на сцену. Хотел было стукнуть кулаком в плечо соседу с другой стороны, но мальчик оказался гораздо крупнее забияки, и поэтому Алёшка тоже отказался от этой задиристой идеи. Мальчик скучал, изнывал от скуки, и не находил себе места. В очередной раз, когда качнулся, он запустил руку в образовавшуюся щель между подвижной спинкой и основанием кресла. Стал внимательно изучать ладонью мягкую шершавую тканевую обивку тыльной стороны кресла. Он водил ладонью во все стороны, и вправо и влево, поднимался пальцами вверх, опускался вниз. Через несколько минут всё было им уже изучено, всё было уже знакомо. Тогда Алёшка свободной рукой покрепче ухватился за подлокотник, качнулся посильнее, и продвинул свою ладонь ещё дальше…

Кончики пальцев упёрлись во что-то мягкое. Первоклассник провёл рукой медленно и внимательно. Это явно была не тканевая обивка кресла. Поверхность была гораздо нежнее и мягче, даже показалось, что от неё исходило какое-то волнующее тепло. Алёшка смотрел на прыгающих и пляшущих по сцене кукол, а сам не вытаскивал руку из-за спинки кресла. Уже около получаса он трогал, гладил, щупал это кончиками пальцев, но никак не мог определить, что же это такое. Он прогибался сильнее, и как только мог дальне просовывал свою руку. Один вывод он для себя всё-таки сделал: это нечто было немного округлым, и длинным, уходящим куда-то в сторону. Потрогав нежную тёплую поверхность ещё пять минут, Алёшка решил всё же развернуться и посмотреть на предмет, который так и не смог идентифицировать.

Прямо за его спиной сидела молодая учительница - классная руководительница соседнего первого класса, только что окончившая педагогический университет, и пришедшая в школу работать по специальности. Она встретила мальчугана приветливой дружелюбной улыбкой, но Алёшка готов был провалиться сквозь землю от такого конфуза. Он с трудом дождался окончания спектакля, и чуть ли не первым выскочил из зала. Алёшку теперь мучал дикий стыд, он старался избегать встреч с этой учительницей, он боялся, что она всё расскажет его родителям и классной руководительнице. Ему было не понятно, почему она не остановила его руку, когда он настойчиво трогал её за колени? Почему не ударила его по пальцам, когда он залезал ей под короткую юбку, и изучал теплую нежную кожу внутренней поверхности стройных ног???

 

[Мюнхаузен]

6.

Алексею Морокову оставалось учиться в школе всего несколько месяцев. Он мечтал получить аттестат зрелости и поступить либо в Институт физической культуры, либо стать студентом факультета «физического воспитания» в Педагогическом университете. Для этого он не сидел, сложа руки, а активно тренировался: занимался лёгкой атлетикой, постоянно бегал на лыжах, выполнил второй взрослый разряд по плаванию и почти стал кандидатом в мастера спорта по борьбе «СамБо». Почти.

До ответственных соревнований он проболел две недели гриппом, и, как следует не восстановившись, решил выступать и бороться. Все возражения и несогласия со стороны тренера не увенчались успехом. Алексею во что бы то ни стало, нужно было выполнить КМСа, ведь не зря же он с первого класса тренировался, боролся и побеждал почти на всех соревнованиях, да и кандидату в мастера спорта легче было поступить в ВУЗ. Чувствовал он себя не важно, заметно похудел и оказался не в своей весовой категории. Но это его не останавливало.

Утром, в день соревнований тренер ещё раз поговорил с Алексеем, но лишний раз убедился в упрямстве и решимости своего подопечного. Тренер уже начал верить, что Морокову улыбнётся сегодня удача, когда его воспитанник с большим трудом, на грани своих возможностей выиграл первые три схватки. Впереди оставалась ещё одна – решающая, за первое место. Если Алексей одержит победу – будет кандидатом в мастера спорта.

В финальной схватке Морокову достался неудобный противник: высокий, жилистый, худой. Такого соперника и с ног не собьешь, и через спину не бросишь. Только удержание на лопатках в течение двадцати секунд, и если получиться – болевой приём на руку. Но финальный конкурент Алексея оказался ещё тем крепким орешком, и когда Мороков попытался его вытащить на себя, тот пошел в контрприём. Алексей падал спиной на маты, и чтобы не оказаться плотно прижатым к ковру, он применил уловку, благодаря которой не однократно выходил из затруднительных ситуаций. Выбросив правую руку себе за спину, он рассчитывал упереться её о маты, провернуться вокруг своей оси, и оказаться лежащим не на спине, а на животе. Потом уйти в глухую защиту, и не дать противнику выполнить приём. Сопротивляясь дождаться, когда судья остановит схватку, и снова поднимет их в стойку. Всё это, безусловно, у него получилось бы, если бы он не проболел до этого гриппом, и если бы организм его не был бы ослабленным.

Зрители услышали, как с сухим хрустом сломалась рука у Алексея. Его противник сразу же вскочил на ноги и стал виновато переминаться с ноги на ногу. Судья жестом пригласил медиков, а сам приник к поверженному и распростёртому на ковре борцу. Сознание Морокова сфокусировалось сейчас на его пальцах. Он пытался ими пошевелить, но они его не слушались. Он мысленно настойчиво приказывал фалангам сгибаться, но посылаемый мозгом сигнал где-то терялся в переломленных костях, а пальцы оставались недвижимы. Алексей почему-то вспомнил как вот этими, сейчас не подвижными и не послушными ему пальцами он изучал колени молодой учительницы. Вспомнил и немного улыбнулся бледными губами. Ему до сих пор было стыдно за тот случай в кукольном театре. И почему она не отвела его ладоней в сторону? Он чуть повернул голову и посмотрел на судью, медсестра открывала какой-то пузырёк и смачивала вату, тренер аккуратно снимал с него куртку кимоно. Последнее, что увидел Алексей, было ему давно знакомо, ещё с раннего детства. Вместо его противника перед ним стоял огромный худой белый козёл, он смотрел человеческими лазами и злорадно улыбался. Мороков потерял сознание.

Боль пришла позже, уже в палате, когда он полностью пришёл в себя и осознал всё произошедшее. Рука горела изнутри огнём. У него была серьёзная травма: перелом локтевой кости, надмыщелка, разрыв связок и вывих сустава – одним словом, полный комплект всех травм, которые только могут присутствовать у покалеченных спортсменов. Алексею очень хотелось почесать травмированную руку, а ещё лучше опустить её по самое плечо в ледяную воду, но сделать этого он никак не мог – мешал гипс, сковавший руку от кисти и до плеча. Ещё ему было очень обидно, что вот так вот всё глупо получилось. Врачи сказали, что восстанавливаться после травмы придётся не один месяц, а о поступлении на «физвос» можно было вообще забыть.

Алексей сидел на подоконнике, и вглядывался в падающий мартовский снег. Сегодня в школе проводится дискотека, на которую он не попадает. Все будут танцевать, веселиться, а ему придётся лежать в палате по соседству с ещё одним таким же счастливчиком. Он ждал свою девушку, но Валерия почему-то не пришла. Не было её и в следующий день, и через два дня её снова не было. Алексея навещали только родители, да приходил один раз тренер с парнями из секции. Валерию он встретил только в школе, она вела себя, как ни в чём не бывало. Между ними состоялся откровенный разговор, после которого Мороков полностью утвердился в своём решении.

 

[Мюнхаузен]

7.

Лето в этом году выдалось очень жарким. Днём ртутный столбик поднимался и держался на уровне сорока трёх градусов, а ночью редко опускался ниже двадцати семи. Простыни были мокрыми – хоть выжимай. Потолок в казарме имел серый цвет от тысяч и тысяч голодных и назойливых комаров. Если не спрячешь ночью под липкую простынь руку или ногу – места живого не останется, изгрызут нещадно. Пить холодную воду из-под крана запрещалось сержантами – можно было сразу же подхватить воспаление лёгких. Молодые солдаты-новобранцы падали в обморок на плацу, духота стояла неимоверная. Потом задымили торфяники, и вся часть исчезла в густом белом сумраке, дышать стало невозможно, из казарм исчезли даже комары, и все прежние невзгоды показались мелкими и несущественными. В помещениях не открывали окон, стараясь не впускать новые порции дыма. Но он всё равно проникал сквозь щели и дверные зазоры.

- Слышь, Морок, а ты помнишь, что ты делал, когда нас с пересыльного пункта отпустили? – стоящий справа в строю солдат говорил тихо, и смотрел перед собой, в загорелый бритый затылок соседа. Мороков ответил не сразу, он сначала дождался, пока его тот толкнул рукой в бок.

- Да слышу я, не глухой! – чуть шепотом и нехотя отозвался Алексей.

- А-а-а, а то я начал думать, что ты оглох после сегодняшних ночных пилюлей от сержантов, - всё также тихо и не поворачивая головы, говорил солдат, а по лицу его текли упругие струйки пота.

- Да хрен дождёшься, Дьяк! Они только и могут, что кучкой права качать, а как по одному – так сразу бздят со страха, - он вытер ладонью пот со лба и с удовольствием посмотрел, как сгибаются и разгибаются его пальцы. После курса медицинского восстановления он часто ловил себя на мысли, что ему нравится наблюдать, как устроены его кисти, как работают пальцы, сгибаясь в фалангах словно в шарнирах.

- Слышь, Морок, а тебя кто-нибудь на гражданке ждёт? - всё не унимался сосед, видно было, что он уже пришёл в себя после изнурительного полевого выхода, и сейчас его разбирало на поговорить.

- Конечно, ждут! – также в полголоса отвечал Алексей, он старался, чтобы его не услышали сержанты, иначе наказания не избежать,- Мама, отец, брат с сестрой!

- Морок, ну я же не об этом, - чуть громче заговорил Дьяк, и тут же его пихнул кто-то из сослуживцев в спину. Он отмахнулся и ударил рукой того, кто его шпынял, видно хорошо попал, возможно, даже в пах, потому что второй тычок был куда сильнее первого. Дьяк не обратил на это никакого внимания – обычное дело, когда стоишь в строю перед столовой или на вечерней поверке. – Тебя девушка ждёт? Я вот про что…

- Нет, не ждёт. Мы окончательно с ней расстались на выпускном балу, - пытаясь казаться равнодушным, отвечал Алексей.

- Это очень грустно. А вот меня ждёт.

- Эта с огромными сиськами, и с рабочим ротиком что ли? – ухмыляясь, он изобразил на лице презренную улыбку.

- Слышь, ты, козёл! – взорвался Дьяк, - ты охренел совсем..., - но договорить он не успел. Мороков врезал ему сильно по ноге сапогом, и когда тот согнулся, отвесил ему хорошую затрещину по затылку. Слетела кепка. В строю сразу началось шатание в рядах. Обоим влетело со всех сторон от своих же сослуживцев. Сержанты, кители которых также как и у молодых промокли до нитки от пота, стали шастать вдоль строя, пытаясь понять, кто там наводит шорох.

- Никогда не называй меня козлом! Ты понял? – шипел громко Морок, не обращая внимания на окружающих.

- Третий взвод! – раздался громкий горластый голос сержанта, - сегодня не жрём, из-за рядовых Морокова и Дьяченко. После отбоя жду отличившихся в сержантской комнате.

Когда сержант с закатанными по локоть рукавами отошёл от них в сторону, отовсюду послышались голоса доброжелателей:
- Ну, всё, готовься Дьяк! Готовься, Морок! – это уже сослуживцы предупреждали своих товарищей, что им сегодня ночью достанется не только от сержантского состава.

- Да-а-а, Лёха, попали мы с тобой опять в переплёт, - с грустью в голосе констатировал Дьяк.

- Романыч, не бзди. Ещё пару месяцев потерпим этот кошмар учебный, и отправимся служить в войска! – с энтузиазмом в голосе подбадривал Алексей своего напарника.

- Дожить бы до этих чудных времён, - отвечал Дьяк и поправлял на бритой потной макушке измятую кепку.

- Терпи казак – атаманом будешь! – улыбался Мороков и рассматривал свои сгибающиеся в фалангах пальцы.

 

[Мюнхаузен]

8.

Добрая половина батальон отказался лететь в Чечню. На мокрой взлётке осталось стоять ровными шеренгами всего два подразделения: миномётная батарея и разведывательная рота. Через час на вертолёте прилетели генералы, и стали промывать русским отборным матом мозги солдатам и офицерам. В итоге полетели все бойцы, но некоторые лейтенанты и майоры поспешили в свои строевые части и уволились из рядов армии в этот же день. Те, кто грузился сейчас на борт самолёта, знали, куда они летят, но не знали зачем. Каждый в душе отчаянно надеялся, что все обойдётся. Но всё обернулось по-другому.

Взлётно-посадочная полоса, не смотря на мороз, была раскалена до предела. На неё почти каждые полчаса садятся вновь прибывающие транспортники. Один борт идёт за другим, в притирку. Военные диспетчера хорошо сегодня выполняют свою работу. Визжат тормоза массивных шасси. В воздухе витает пар, стоит густой туман и всюду чувствуется запах горелой резины. От огромного числа самолётов создаётся чувство какой-то нереальной действительности. Из очередного крылатого грузового гиганта Ил-76, выходит очередной мотострелковый полк. Очередные растерянные солдатики навьючены оружием и снаряжением, как верблюды из египетского каравана, или даже как боевые слоны индийской армии, времён завоеваний Александра Македонского. Тут же, у борта по списку читают фамилии бойцов. На теплой от колёс бронетехники и от сапог солдат площадке идёт скорое суетливое переформирование. Полки разбиваются на маршевые батальоны и роты. Подходят незнакомые офицеры и здороваются со своими новыми подчинёнными. Вот у взвода появился новый командир. Вот разведывательная рота обрела другого капитана. Солдатам, конечно же было проще чем офицерам, что приказали – то и исполняй. А тем временем чувство неизвестности нарастало с каждой минутой, и никто из присутствующих не представлял, что нужно делать дальше.

- Может всё ещё обойдётся. Как говорил великий Суворов: высморкаемся громко, и стрелять не придётся, - Дьяк стоял рядом с Мороком, и тихо растерянно радовался, что они вместе попали в один батальон, в одну роту, в один взвод, и даже в одно отделение под командование угрюмого прапорщика Ерёмина.
- Думаю, что не обойдётся, - многозначительно произнёс Алексей, - не для громкого сморкания сюда пригнали столько людей и техники. Будет хорошенькая заварушка.
- Вот же блин попали мы с тобой Лёха! - с сожалением в голосе отвечал Ромка Дьяненко.

Поздним вечером десятого декабря командир 57-го полка внутренних войск объявил офицерам приказ: выдвинуться в район Хасавьюрта и организовать оборону Герзельского моста, и ни при каких обстоятельствах не открывать огня. На следующий день в четыре часа утра полк подняли по тревоге. Колонны прошли по окраине Хасавюрта и стали занимать указанные позиции. Прямо в поле солдаты рыли окопы, а по всем телеканалам мира прошли новости, сообщающие, что утром 11 декабря 1994 года в Чечню для наведения конституционного порядка вошли российские войска, По плану Генерального штаба на всё про всё отводится 25 дней.

В час дня в штаб полка пришло срочное тревожное сообщение: нужна помощь блокированному батальону. Дежурные силы подняли по тревоге, в том числе и разведгруппу прапорщика Еремина. Толпа в тысячу человек перегородила дорогу. Во время прибывшая на подмогу бронетехника с экипажами десанта немного охладила пыл митингующих. Здесь же, со стороны Дагестана находились сотрудники милиции. Они громко кричали: «Только не стреляйте, только не стреляйте, мы сами постараемся разобраться». Старики в белых папахах, женщины в цветастых платках и подростки в спортивных костюмах бросались под колёса бронетранспортёров. Командиру заблокированного батальона по рации из штаба полкапришёл приказ отводить технику и личный состав. Как только БМП и БТРы тронулись с места задним ходом, тут же мирные жители перекрыли дорогу заправленным топливом бензовозом. Бойцы оказались в ловушке, а толпа становилась всё злее, всё агрессивнее. Рядовые бойцы молча и терпеливо сидели внутри машин, а расположившиеся на броне офицеры пытались образумить беснующуюся толпу. Под визги и истерические крики женщин на БТРы стали запрыгивать со всех сторон вооруженные мужчины. Они стаскивали на землю офицеров, где толпа тут же стала их избивать, провоцируя на ответные меры.

Из командирского люка машины, где сидел Ерёмин со своими разведчиками буквально выдернули майора, и в этот же люк снаружи просунули автомат. Ствол наставили прямо в шею водителю, впритык, передёрнули затвор. Ерёмин выглянул в люк и спокойно сказал:

- Только попробуйте выстрелить, я открою огонь!
- Нэ успэешь, дорогой! Я тебе щас лимончика подброшу, - послышался голос сверху.
- Давай, рискни здоровьем! Мы разнесём тогда к чёрту всю вашу долбанную толпу, и тебе тогда не повидаться на том свете со своим пророком, и не обниматься с гуриями, - сразу остудил пыл наседающих прапорщик-разведчик. Видимо, его слова подействовали и на какое-то время в люке бронемашины никто не показывался.
- Товарищ прапорщик, может стрельнуть для устрашения? – предложил контрактник Кинчев.
- Ты что, совсем сдурел что ли, Кино? Вот если гранату сверху бросят, то тогда огонь из всех стволов. Понятно? Это мой приказ!
- А граната? – переспросил Кинчев.
- Если граната, то она моя, - Ерёменко это сказал таким голосом, будто уже она залетела в люк бронемашины, и будто он уже накрыл её своим телом. Воцарила гробовая тишина. Только снаружи беснующиеся мирные жители лупили, что есть мочи по броне.

Ситуация была очень критической. Минут через десять из бронемашины стали просто всех вытаскивать наружу. Контрактника Кинчева и прапорщика Ерёмина тоже вытащили из БТРа в числе последних. Мирные жители всего за несколько минут захватили и обезоружили около полусотни военнослужащих. Сначала пленных держали в здании бывшей школы. Тщательно составляли пофамильные списки, а потом разделили и увезли по домам местных жителей. Ерёмин, Кинчев, Потокин, Дьяченко, Мороков оказались в доме у одного пожилого чеченца. Здесь же были и его сыновья, кто с охотничьим ружьём, кто с пулемётом, кто с автоматом. Пленных накормили, а затем предложили уйти.

- Ты нас выпустишь. Мы выйдем за ворота, потом твои сыновья начнут нам в спины стрелять, - с каким-то равнодушием в голосе говорил прапорщик. Старик-чеченец удивился и даже немного лукаво улыбнулся.
- А ты чего, служил раньше где, что ли? – спросил он, погладил свою длинную седую бороду и подал знак своему сыну, чтобы он внимательнее присматривал именно за прапорщиком.
-Да, служил, - так же равнодушно, но с уважением в голосе ответил Ерёмин.
- В Афганистане? – старик сощурил глаза до узких щелочек.
- Да, в Афганистане!
- Мусульман правоверных, наших братьев, наверное, убивал? – старик сделал ударение именно на слово «наших», и не дождавшись от собеседника ответа, на правах хозяина дома продолжил свою речь. - Ну, ладно, самое главное, что тут всё мирно закончилось. То, что по людям стрелять не начали, это вот самое главное.

Старик заметно успокоился, услышав правду, но ещё долгое время молча смотрел на прапорщика, будто хотел прочитать его мысли. Потом перевёл взгляд на бойцов и добавил:
- Никому вас не отдам!

Ночью возле дома остановился автомобиль. В комнату ворвались вооруженные боевики. Говорили очень быстро и резко, оружие направили в сторону Ерёмина и его бойцов. Старик сдержал слово и выпроводил ночных гостей. Потом вернулся один, и честно рассказал о цели визитёров. Оказалось, что буквально накануне, рядом с Шали подразделение морских пехотинцев уничтожило группу боевиков, а трупы заминировало. Ночные гости предложили уважаемому старику отпустить одного пленного, чтобы тот ушел в обмен на тела погибших боевиков. Это был рискованный шаг. Ерёмин назначил на эту роль опытного контрактника Кинчева. Ему выдали кусок грязной простыни. Тот сделал из неё флаг, наподобие парламентского, и отправился сдаваться к своим. На пороге дома боевики проинструктировали Кино.

- Вот у тебя есть шанс выжить. Пойдёшь, в трех километрах отсюда стоит морская пехота. Дойдёшь, скажешь, чтобы разминировали наши трупы. За это они получают тебя живого. Дойдёшь – молодец. Не дойдёшь – значит, судьба.

Кинчев дошёл до морпехов. На следующий день вечером за Ерёминым и его людьми приехали люди в штатском. Посадили в «Жигули», за сиденья на корточки. Прикрыли какими-то грязным тряпками, и повезли. На границе Дагестана с Чечней дежурили дагестанские милиционеры, они без проверки и досмотра спокойно открыли шлагбаум и пропустили машины с людьми. По дороге постоянно встречались машины с боевиками, увешанными оружием, они ехали открыто и вызывающе. Ещё вчера на этой дороге располагались опорные пункты подразделения полка внутренних войск. Сейчас никаких постов уже не было. Прапорщику Ерёмину и его рядовым Дьяченко, Морокову и Потокину сегодня очень повезло, их освободили, подсуетились спецслужбы. Уже ближе к утру они были в окрестностях Грозного, до новогоднего штурма которого оставалось совсем немного времени. А там, в Дагестанских деревнях, в заложниках ещё остались семь офицеров и двенадцать солдат.

 

[Oxigen]

Где продолжение?! ))

 

[Лерыч]

8.

Добрая половина батальон отказался лететь в Чечню. На мокрой взлётке осталось стоять ровными шеренгами всего два подразделения: миномётная батарея и разведывательная рота. Через час на вертолёте прилетели генералы, и стали промывать русским отборным матом мозги солдатам и офицерам. В итоге полетели все бойцы, но некоторые лейтенанты и майоры поспешили в свои строевые части и уволились из рядов армии в этот же день. Те, кто грузился сейчас на борт самолёта, знали, куда они летят, но не знали зачем. Каждый в душе отчаянно надеялся, что все обойдётся. Но всё обернулось по-другому.

Взлётно-посадочная полоса, не смотря на мороз, была раскалена до предела. На неё почти каждые полчаса садятся вновь прибывающие транспортники. Один борт идёт за другим, в притирку. Военные диспетчера хорошо сегодня выполняют свою работу. Визжат тормоза массивных шасси. В воздухе витает пар, стоит густой туман и всюду чувствуется запах горелой резины. От огромного числа самолётов создаётся чувство какой-то нереальной действительности. Из очередного крылатого грузового гиганта Ил-76, выходит очередной мотострелковый полк. Очередные растерянные солдатики навьючены оружием и снаряжением, как верблюды из египетского каравана, или даже как боевые слоны индийской армии, времён завоеваний Александра Македонского. Тут же, у борта по списку читают фамилии бойцов. На теплой от колёс бронетехники и от сапог солдат площадке идёт скорое суетливое переформирование. Полки разбиваются на маршевые батальоны и роты. Подходят незнакомые офицеры и здороваются со своими новыми подчинёнными. Вот у взвода появился новый командир. Вот разведывательная рота обрела другого капитана. Солдатам, конечно же было проще чем офицерам, что приказали – то и исполняй. А тем временем чувство неизвестности нарастало с каждой минутой, и никто из присутствующих не представлял, что нужно делать дальше.

- Может всё ещё обойдётся. Как говорил великий Суворов: высморкаемся громко, и стрелять не придётся, - Дьяк стоял рядом с Мороком, и тихо растерянно радовался, что они вместе попали в один батальон, в одну роту, в один взвод, и даже в одно отделение под командование угрюмого прапорщика Ерёмина.
- Думаю, что не обойдётся, - многозначительно произнёс Алексей, - не для громкого сморкания сюда пригнали столько людей и техники. Будет хорошенькая заварушка.
- Вот же блин попали мы с тобой Лёха! - с сожалением в голосе отвечал Ромка Дьяненко.

Поздним вечером десятого декабря командир 57-го полка внутренних войск объявил офицерам приказ: выдвинуться в район Хасавьюрта и организовать оборону Герзельского моста, и ни при каких обстоятельствах не открывать огня. На следующий день в четыре часа утра полк подняли по тревоге. Колонны прошли по окраине Хасавюрта и стали занимать указанные позиции. Прямо в поле солдаты рыли окопы, а по всем телеканалам мира прошли новости, сообщающие, что утром 11 декабря 1994 года в Чечню для наведения конституционного порядка вошли российские войска, По плану Генерального штаба на всё про всё отводится 25 дней.

В час дня в штаб полка пришло срочное тревожное сообщение: нужна помощь блокированному батальону. Дежурные силы подняли по тревоге, в том числе и разведгруппу прапорщика Еремина. Толпа в тысячу человек перегородила дорогу. Во время прибывшая на подмогу бронетехника с экипажами десанта немного охладила пыл митингующих. Здесь же, со стороны Дагестана находились сотрудники милиции. Они громко кричали: «Только не стреляйте, только не стреляйте, мы сами постараемся разобраться». Старики в белых папахах, женщины в цветастых платках и подростки в спортивных костюмах бросались под колёса бронетранспортёров. Командиру заблокированного батальона по рации из штаба полкапришёл приказ отводить технику и личный состав. Как только БМП и БТРы тронулись с места задним ходом, тут же мирные жители перекрыли дорогу заправленным топливом бензовозом. Бойцы оказались в ловушке, а толпа становилась всё злее, всё агрессивнее. Рядовые бойцы молча и терпеливо сидели внутри машин, а расположившиеся на броне офицеры пытались образумить беснующуюся толпу. Под визги и истерические крики женщин на БТРы стали запрыгивать со всех сторон вооруженные мужчины. Они стаскивали на землю офицеров, где толпа тут же стала их избивать, провоцируя на ответные меры.

Из командирского люка машины, где сидел Ерёмин со своими разведчиками буквально выдернули майора, и в этот же люк снаружи просунули автомат. Ствол наставили прямо в шею водителю, впритык, передёрнули затвор. Ерёмин выглянул в люк и спокойно сказал:

- Только попробуйте выстрелить, я открою огонь!
- Нэ успэешь, дорогой! Я тебе щас лимончика подброшу, - послышался голос сверху.
- Давай, рискни здоровьем! Мы разнесём тогда к чёрту всю вашу долбанную толпу, и тебе тогда не повидаться на том свете со своим пророком, и не обниматься с гуриями, - сразу остудил пыл наседающих прапорщик-разведчик. Видимо, его слова подействовали и на какое-то время в люке бронемашины никто не показывался.
- Товарищ прапорщик, может стрельнуть для устрашения? – предложил контрактник Кинчев.
- Ты что, совсем сдурел что ли, Кино? Вот если гранату сверху бросят, то тогда огонь из всех стволов. Понятно? Это мой приказ!
- А граната? – переспросил Кинчев.
- Если граната, то она моя, - Ерёменко это сказал таким голосом, будто уже она залетела в люк бронемашины, и будто он уже накрыл её своим телом. Воцарила гробовая тишина. Только снаружи беснующиеся мирные жители лупили, что есть мочи по броне.

Ситуация была очень критической. Минут через десять из бронемашины стали просто всех вытаскивать наружу. Контрактника Кинчева и прапорщика Ерёмина тоже вытащили из БТРа в числе последних. Мирные жители всего за несколько минут захватили и обезоружили около полусотни военнослужащих. Сначала пленных держали в здании бывшей школы. Тщательно составляли пофамильные списки, а потом разделили и увезли по домам местных жителей. Ерёмин, Кинчев, Потокин, Дьяченко, Мороков оказались в доме у одного пожилого чеченца. Здесь же были и его сыновья, кто с охотничьим ружьём, кто с пулемётом, кто с автоматом. Пленных накормили, а затем предложили уйти.

- Ты нас выпустишь. Мы выйдем за ворота, потом твои сыновья начнут нам в спины стрелять, - с каким-то равнодушием в голосе говорил прапорщик. Старик-чеченец удивился и даже немного лукаво улыбнулся.
- А ты чего, служил раньше где, что ли? – спросил он, погладил свою длинную седую бороду и подал знак своему сыну, чтобы он внимательнее присматривал именно за прапорщиком.
-Да, служил, - так же равнодушно, но с уважением в голосе ответил Ерёмин.
- В Афганистане? – старик сощурил глаза до узких щелочек.
- Да, в Афганистане!
- Мусульман правоверных, наших братьев, наверное, убивал? – старик сделал ударение именно на слово «наших», и не дождавшись от собеседника ответа, на правах хозяина дома продолжил свою речь. - Ну, ладно, самое главное, что тут всё мирно закончилось. То, что по людям стрелять не начали, это вот самое главное.

Старик заметно успокоился, услышав правду, но ещё долгое время молча смотрел на прапорщика, будто хотел прочитать его мысли. Потом перевёл взгляд на бойцов и добавил:
- Никому вас не отдам!

Ночью возле дома остановился автомобиль. В комнату ворвались вооруженные боевики. Говорили очень быстро и резко, оружие направили в сторону Ерёмина и его бойцов. Старик сдержал слово и выпроводил ночных гостей. Потом вернулся один, и честно рассказал о цели визитёров. Оказалось, что буквально накануне, рядом с Шали подразделение морских пехотинцев уничтожило группу боевиков, а трупы заминировало. Ночные гости предложили уважаемому старику отпустить одного пленного, чтобы тот ушел в обмен на тела погибших боевиков. Это был рискованный шаг. Ерёмин назначил на эту роль опытного контрактника Кинчева. Ему выдали кусок грязной простыни. Тот сделал из неё флаг, наподобие парламентского, и отправился сдаваться к своим. На пороге дома боевики проинструктировали Кино.

- Вот у тебя есть шанс выжить. Пойдёшь, в трех километрах отсюда стоит морская пехота. Дойдёшь, скажешь, чтобы разминировали наши трупы. За это они получают тебя живого. Дойдёшь – молодец. Не дойдёшь – значит, судьба.

Кинчев дошёл до морпехов. На следующий день вечером за Ерёминым и его людьми приехали люди в штатском. Посадили в «Жигули», за сиденья на корточки. Прикрыли какими-то грязным тряпками, и повезли. На границе Дагестана с Чечней дежурили дагестанские милиционеры, они без проверки и досмотра спокойно открыли шлагбаум и пропустили машины с людьми. По дороге постоянно встречались машины с боевиками, увешанными оружием, они ехали открыто и вызывающе. Ещё вчера на этой дороге располагались опорные пункты подразделения полка внутренних войск. Сейчас никаких постов уже не было. Прапорщику Ерёмину и его рядовым Дьяченко, Морокову и Потокину сегодня очень повезло, их освободили, подсуетились спецслужбы. Уже ближе к утру они были в окрестностях Грозного, до новогоднего штурма которого оставалось совсем немного времени. А там, в Дагестанских деревнях, в заложниках ещё остались семь офицеров и двенадцать солдат.

иди пиши женские романы,а то тут такую хрень намутил

 

[Мюнхаузен]

9.

Сразу по трем направлениям двинулись войска к Грозному: Моздокское - через Осетию, Владикавказское - через Ингушетию и Кизлярское - через территорию Дагестана. Была поставлена задача к празднику, к Новому году, захватить Грозный, то есть захватить президентский дворец. По разведданным, группировка дудаевских войск насчитывала до 10 000 человек. Общая численность наступающих сил чуть более 15 000 человек. Около 200 танков, свыше 500 БМП и БТР, 200 орудий и минометов. В Боевом уставе сказано, что перевес сил наступающих в городе должен быть не менее чем 7 к 1. Для штурма Грозного было необходимо как минимум 50–60 тысяч человек. Город замер в ожидании штурма.

Туманным утром первые танки и БМП вошли в Грозный. 131-я бригада продвигалась по Старопромысловскому шоссе. Ей была поставлена задача: закрепиться на перекрестке Старопромысловского шоссе и улицы Маяковского, обеспечить подход остальных частей группировки. Незнание города и отсутствие подробных топографических карт сыграли свою роковую роль: колонна майкопской бригады проскочила нужный поворот, совсем уже рядом замаячили контуры дворца Дудаева. Бригада оказалась между двумя кольцами обороны боевиков. Казалось, улицы Грозного вымерли. Без единого выстрела колонна бригады дошла до вокзала и остановилась. Боевики встретили их шквалом огня. Майкопская бригада еще неделю будет воевать в окружении. Из 26 танков, имевшихся на вооружении бригады и вошедших в Грозный, сожжено 20. Из 120 боевых машин пехоты из города вышло только 18. Из личного состава бригада потеряла 189 человек – убитыми, пленными и пропавшими без вести. Тела погибших бойцов 131-й бригады собирали на улицах Грозного более месяца. Тело комбрига нашли только в марте, когда город был практически освобожден.

По еще не остывшим следам разгромленной 131-й бригады в город отправили 276-й уральский мотострелковый полк группировки «Северо-Восток». Батальоны заходили по улицам Лермонтова и Первомайской. Но, в отличие от майкопской бригады, которую расстреляли, заманив в центр города, уральцы на каждом важном перекрестке оставляли блокпосты. За несколько дней боев в полку осталась половина личного состава. Одного за другим боевики выкашивали командиров: старшина роты, прапорщик погиб, замполит погиб, техник роты погиб. На помощь уральцам прорвались десантники группировки «Запад». И уже к вечеру с тяжелыми боями ими был взят железнодорожный вокзал. Развивая успех, на прорыв бросили и части 8-го армейского корпуса из состава группировки «Север». Или были захвачены больница и консервный завод. Ценой больших потерь от консервного завода войска шаг за шагом продвигались к ставке Дудаева. До нее оставалось 400 метров. Каждый метр был оплачен кровью. Им навстречу двигались части группировки «Запад». Прорыв был настолько стремительным, что стал неожиданным не только для боевиков, но и для руководителей операции. Только через два дня штабам удалось наладить управление войсками.

Отсеченные в Грозном части закреплялись и занимали круговую оборону. Зацепившиеся за вокзал десантники неделю отражали яростные атаки боевиков. В других районах города бои шли за каждую улицу, за каждый дом, которые по нескольку раз переходили из рук в руки. Боевики готовились к отражению второй волны штурма, предвкушая повторение разгрома майкопской бригады. А окопные генералы брали ответственность на себя и на ходу перестраивали тактику боя. Спешно формировались штурмовые группы в точности повторяющие структуру отрядов боевиков. Одной из таких групп стал разведвзвод, которым командовал лейтенанта Ерёмин. Разведчики получили обычное задание – взять соседний дом.

Улица казалась безлюдной. Но это только на первый взгляд. Конечно, из окон не торчали стволы, но непременно в зданиях затаились боевики. Как только один из бойцов головного дозора попытался перебежать улицу, в него попала пуля снайпера. Прицельный одиночный выстрел был хорошо слышен, а бетонные здания своей акустикой только усилили этот звук. Разведчик подпрыгнул и истошно закричал. Сразу же ожили окна, из первого этажа работали несколько автоматов, периодически выплёвывая из подствольников гранаты. Со второго этажа короткими очередями бил пулемёт. Скорее всего там же засела и пара снайперов. Вытаскивать бойца, раздираемого криком нужно было срочно, но Ерёмин прекрасно понимал, что пошли он туда пару человек и все трое окажутся грузом 200.

- Товарищ лейтенант, по их посчитали.
- Сколько?
- Шесть человек внизу, и четыре на верху: за пулемётом два, и два снайпера.
- Бабы?
- Не знаю, не разглядели.
- Дуй за Кино, и мигом. Нам задачу нужно выполнить, пока сумерки ещё не спустились на этот долбанный город.

Через минуту Пот и Кино предстали перед своим командиром Ерёмой. Лица у обоих грязные, озабоченные, глаза встревоженные, но решительные.
- Кино, что скажешь? Как там наш боец?
- Да, а что с ним будет, товарищ лейтенант. Сам себя вколол, перевязал, лежит теперь тихо и смирно.
- Правильно делает, - отрезал Ерёма, - если он только попытается ползти, ему сразу в лоб ещё закатят.
- Снайпер молчит, товарищ лейтенант, - вклинился в диалог рядовой Потокин, - нас ждёт, значит, с-сука. Я боюсь, что они сейчас решат отойти и добьют нашего Владика. Может всё таки попытаться вытащить. Разрешите я пойду один?
- Не разрешаю, Пот! Сиди смирно и не дёргайся! - отрезал лейтенант Ерёмин.
- Улица сильно простреливается, мы не сможем перебежать дорогу. Снайпер всех положит, сначала подстрелит легонько второго, а когда сунется третий боец – так сразу всех и порешит разом.
- Что предлагаешь, Кино? Нам отсюда до темноты надо край убраться. Давай, придумай что-нибудь, чтобы нам улицу комфортно перейти, - улыбался серьёзным лицом лейтенант, а у самого уже было в голове решение.

Несколько дымовых гранат густой белой завесой накрыли всю улицу в считанные секунды. Взвод лейтенанта Ерёмина молниеносно рванул к нужному дому. Сначала в окна полетели гранаты, раздались взрывы, которые калечили и глушили отстреливающихся в слепую боевиков. Кинчев вместе с Дьяком и Мороком первыми оказались на втором этаже. Кино почти в упор длинной очередью уложил испуганного боевика, снова полетели вперёд гранаты. Когда штукатурка превращённая множеством осколков в пыль осела разведчики, прикрывая друг друга, зашли и не спеша, контрольными выстрелами добили боевиков. Бой был скоротечен и стремителен, ни один из засевших в здании боевиков не ушел отсюда, а остался лежать на полу, в пыли в безобразных позах. Шестнадцать разведчиков заняли оборону. Им оставалось только дождаться подкрепления, и можно было считать, что задание выполнено.

- Что там с рацией? Починил? – нервничал и не скрывал своего раздражения Ерёмин.
- Ни как нет, товарищ командир! Пуля застряла, скорее всего провод перебила. Ничего не могу поделать! – оправдывался связист.
- Б…дь! Лучше б ты свою башку потерял! – и слегка, скорее для воспитательного назидания, треснул солдата по голове. Все молчали, понимая, что без связи с командованием им будет очень туго.
- Чехи идут, человек тридцать, - прокричал со второго этажа Кино. Он отложил своего калашникова в сторону, и прилёг, нежно обнимая трофейный пулемёт, который ещё час тому назад стрелял по разведчикам.
- Стрелять только по моей команде. Подпустим этих парламентёров по-ближе, - сказал Ерёмин и жестом подозвал к себе снайпера.

От группы боевиков отделились несколько человек и направились к зданию. Они шли уверенно, спокойно, всё перетянутые пулемётными лентами, один держал в руке кусок белой прятки. Бородатый парламентёр величественным голосом предложил выйти к нему на переговоры.

- Мы и так не глухие, да и секретов у нас друг от друга нет. Говори громче, чего хотел, - командир разведчиков равнодушным голосом выдавил из себя эти слова. И ближе придвинулся к снайперу, который рассматривал парламентёра в перекрестие. Боевик предлагал сдаться, обещал хорошее отношение, много денег, а если перейдут на их сторону – то сулил золотые горы.
- Заманчиво! Очень заманчиво! – кричал Ерёменко, а сам через Потокина предупредил всех бойцов, чтобы не стреляли, когда начнёт палить со второго этажа Кинчев. Минута, отведённая парламентёром боевиков, прошла.
- Что скажешь, храбрый командир? – ласковым голосом спрашивал боевик с куском тряпки, уже повешенной на ствол автомата.
- Вали сначала его, потом остальных. Понял? – Ерёмин увидел легкий кивок головой, - тогда, огонь! – шепотом, почти на ухо, скомандовал лейтенант. Из головы боевика полетели брызги. Пули со второго этажа дырявили других боевиков, пришедших с парламентёром. Тем, кто стоял по-дальше тоже хорошо досталось от Кинчева, но некоторые успели отползти.
- Молодцы! – не сдерживая радости кричал лейтенант, - Кино, меняйте со своей братвой позиции, нас сейчас начнут плющить бери.

 

[Мюнхаузен]

- Морок, налево держи фланг. Дьяк, хватай цинки, и за мной, потом присоединяешься к Лёхе. Пот ты у нас связной, бегаешь от меня до Ерёмы. Всё понятно?
- Так точно! – ответил Потокин. Мороков кивнул головой и оттопырил вверх большой палец. Дьяченко хватал в руки несколько цинковых коробок с патронными лентами.

В течение нескольких часов боевики перегруппировывались и пытались напасть на отряд разведчиков. Но всякий раз отходили, унося раненных и убитых. Подразделение Ерёмина крепко и грамотно держало оборону. Но все прекрасно понимали, что так не может долго продолжаться, и необходимо срочно что-то предпринимать, иначе до утра они вряд ли доживут.

- Где Кино? – растрёпанный Пот возник за спинами товарищей.
- Этажом выше, только смотри под ноги, он там на входе растяжку натянул, - не отлипая от автомата говорил Дьяк.
- Как там у вас внизу? Как Владик? – размазывая грязь по лицу поинтересовался Морок.
- Владик молодец, держится! Жгут ему с ноги по очереди проверяем…
- А как с патронами?
- До утра не хватит, - Дьяк покачал полупустым рожком, который оставил в качестве резерва.
- Херово.
- У нас тоже почти нету, - подтвердил Морок, - что делать то будем? А?
- Что командир скажет, то и будем делать! – отрезал Потокин, - я за Кино, а вы тут не грустите, девочки.
- Да пошёл ты на хер.
- Под ноги смотри!

Потокин застал Кинчева за перевязкой. По лбу у него текла струйкой кровь. Вся комната была просто завалена стреляными гильзам калибра 7,62. На противоположной от окна стене зияли множественные отметины от пуль – снайпера боевиков никак не могли достать пулемётное гнездо Кинчева.

- Зацепило?
- Кусок штукатурки над виском кожу царапнул. Что хотел?
- Кино, тебя командир к себе сочно зовёт.
- Ложись за штурвал, только не здесь, меняй позицию на три окна, и не высовывайся. Снайпер у них хоть и дурной, но…
- Я понял! – отвечал Потокин.

Лейтенант Ерёмин и его зам Кинчев, общались не долго. Оба они логичным в этой ситуации считали вернуться к своим, но скорее всего боевики только этого и ждут. Чтобы сохранить бойцов разведчики решают наперекор логике идти только вперёд, к президентской ставке, в самое логово боевиков. Под покровом темноты взвод покинул здание, и осторожно стал продвигаться по направлению к дворцу Дудаева. По пути собирали боеприпасы у убитых духов. А на рассвете разведчики укрылись в здании пекарни, оказавшись прямо у самого логова боевиков. Пара сотен метров отделяла их укрытие от дворца Дудаева и гостиницы «Кавказ», где засело не меньше полутора тысяч боевиков.

Ерёмин грамотно разбил свой взвод на двойки и тройки, распределил бойцов по секторам. Выставил на крыше наблюдательный пункт, в задачу которого входило следить за боевиками и за возможным появлением своих штурмовых групп, которые рано и поздно обязательно должны были здесь объявиться. Бойцы дремали, отдыхали, набирались сил, готовясь к длительной и изнурительной обороне. А буквально над ними пели и плясали лезгинку боевики. Первые сутки прошли относительно спокойно, если не считать боевиков, которые ходили совсем рядышком, мимо разведчиков, развязно и громко разговаривали, и даже не подозревая, кто находится у них по соседству под боком. Разведчики настороженно сидели в подвале и слушали кавказские, призывающие к войне песни.

Один боевик решил зайти в здание пекарни. Зашёл, и остался там навсегда – Кинчев одним точным выстрелом уложил незваного гостя. После этого дудаевцы узнали про разведчиков, и не заставили себя долго ждать. По зданию пекарни открыли шквальный огонь из всех стволов, подчинённые Ерёмина приготовились отражать атаку, заняли круговую оборону. Боевики пошли на штурм здания, но атака быстро захлебнулась. Не увенчались успехом и последующие попытки атакующих. Подвал пекарни находился на перекрестке, подобраться к нему было очень сложно, боевики как только выходили на открытое место - сразу попадали под прицельный обстрел. Очень грамотно работали снайпера разведчиков, они выкашивали в первую очередь тех боевиков, кто пытался открыть огонь из гранатомётов.

Бандиты решили измотать разведчиков. Весь следующий день бойцы провели под непрерывным снайперским огнём. Причём работало сразу больше десятка опытных стрелков, поочерёдно сменяя друг друга. Ещё через день в пекарне закончились запасы еды и воды. Связист не терял надежды отремонтировать радиостанцию, и когда в очередной раз у него ничего не получалось, он в психозе бил по ней ногой, за что в очередной раз получал по голове от Кинчева. Командование не знало, где находится группа Ерёмина, скорее всего их уже считали погибшими, и вряд ли их станут искать, рискуя ещё одним подразделением разведчиков.

Боевики снова предлагали сдаться, снова обещали золотые горы. Хотя было понятно, что дудаевцы просто тянут время, и ждут. Когда у солдат ослабнут нервы, когда жажда и голод окончательно их доконает, то бойцов можно взять живыми и без боя. Но группе Ерёмина снова крупно повезло, в старой полуразрушенной пекарне нашлось три мешка арахиса. Этим вот арахисом и жила группа ещё трое суток. Его и жарили, и варили, и что только не делали. Воду брали из отопительных батарей, предварительно простреливая их из оружия.

Группа жила и оборонялась в подвале хлебопекарни почти неделю. Держаться дальше и сопротивляться атакам боевиков становилось всё труднее. Нужно было срочно каким-нибудь образом подать сигнал своим частям, нужно было оказывать помощь раненным, хорошо, что ещё не было тяжелых и безнадёжных. Лейтенант Ерёмин и его заместитель, контрактник по прозвищу Кино придумывают очередной сумасшедший план. Ночью небольшая группа разведчиков выбирается из подвала и скрытно направляется в сторону гостиницы «Кавказ». Ерёмин по опыту, приобретённому ещё в Афганистане, аккуратно снимает дежурившего часового. Разведчики врываются в здание гостиницы и в сумасшедшем темпе пробегают ее насквозь, не забывая при этом забрасывать в комнаты к спящим боевиками гранаты, и расстреливать ошалевших и перепуганных часовых. Боевики никак не ожидали, что горстка молодых бойцов, может напасть на превосходящие силы противника, у них это просто не укладывалось в голове. Они выходили на связь и пытались выяснить, кто у них под носом творит беспредельный разбой. Переговоры боевиков перехватывали дежурные связисты, и таким образом на командных пунктах узнали, что разведвзвод лейтенанта Ерёмина ещё жив.

А разведчики старались пошуметь по больше и по громче. На такие дерзкие рейды бойцы выходили каждую ночь, при чём, постоянно меняли маршруты, пути отхода и атаковали боевиков всегда с разных и неожиданных сторон. Боевикам никак не удавалось перехватить группу разведчиков. А наутро было уже поздно. В район дворца Дудаева вскоре вышли отряды морской пехоты и вытащили измотанных, смертельно уставших, но живых бойцов из подвала хлебопекарни. Днём раньше эти морские пехотинцы сменяли на передовой под миномётным огнём боевиков роту Псковского парашютно-десантного полка, в которой из 76 парней в живых осталось лишь 27. Псковские десантники держали оборону в центре Грозного в течение недели. Подразделению лейтенанта Ерёмина приказали помочь морпехам штурмовать дворец Дудаева. Конечно, серьезной огневой поддержки усталые разведчики оказать не смогли. Но за все дни своего окружения Ерёмин и его бойцы хорошо изучили оборонительную систему дворца и прилегающих зданий.

 

[Мюнхаузен]

иди пиши женские романы,а то тут такую хрень намутил

Может это и хрень, но это - моя хрень! :shok:

А место женским романам будет тут же в "Вероники", начиная с глав 14-15

 

[Прохор]

Всяко написанное имеет своего читателя или слушателя. Не зависимо от содержимого. Но ставить "отстой" в этом случае - пожалуй очень уж круто . Пашкету даже не ставили , если память не изменяет. А там полный отстой. Как сам считаю, для начинающего очень даже не плохо. Особенно для нынешнего времени, когда много кто и трех предложений толком связать не может без кучи междометий и матерных вставок. Мюнхаузен, нравится - пиши. По себе знаю эти ощущения от строк, выходящих из под пера. Особенно, когда видишь, что порой получается выше среднего. Самому нравится марать бумагу. И не для кого-то, для себя больше, когда мнение читающих интересно, но не имеет решающего значения. Тем более, если сам даешь реальную , не завышенную, оценку. Если есть еще и цель совершенствоваться.......... .