Часть вторая. Север
Сандвика. Sandvika camp: 68.207909 северной широты, 14.429483 западной долготы. Атлантический океан. Ближайший населенный пункт – Kabelvåg.
Жители города издревле промышляют норвежскими народными промыслами: рыболовством в Гольфстриме, да туристическим сервисом. Наш кемпинг находится в шести километрах от города на пологом берегу живописной неглубокой лагуны. Лазурно–зеленые воды ее в эту пору тихи и прозрачны. Со старинного контрабандистского причала видно, как под пятиметровой толщей добывают свой рацион задумчивые крабы, снует беспечная рыбья мелочь, и среди суеверных монет и потерянного железа влекут свое неподвижное существование губки, морские ежи и звезды. Над лагуной, защищая ее от свирепых северных ветров, возвышается достопримечательная гора Vågakallen. В ненастье ее седая от снега вершина прячется в тучи, а ясной солнечной погодой могучие северные склоны отражают золотистым ореолом на фоне пурпурного неба мягкий свет солнца стоящего над Северным полюсом. Полуостров, на котором расположен кемпинг, заканчивается постепенно уходящей под воду каменной грядой. На гранитных валунах в мохнатом ковре ягеля изобильно цветет морошка, и голосят отчаянные чайки. Контраст между застывшим бурым гранитом и живой водой, то свинцовой, то лазурной, подчеркивает изумительно богатую палитру зелени. Такого изобилия оттенков я не встречал нигде прежде.
Мы тщательно обследуем укромные пляжи и удаленные скалы в поисках следов пребывания русалок, но находим только драгоценные чешуйки, прилипшие к холодным камням. И лишь однажды, поборов наступающее уныние, с одинокой банки, из-под лохмотьев ламинарий удается торжественно поднять четки из черных кораллов и нержавеющий варяжский клинок.
Мы решаем, наконец, прибегнуть к рискованной тактике охоты на живца. Не сдержав нахлынувший азарт, алчность и вожделение, я вызываюсь добровольцем как наиболее подходящий для приманки русалок мужчина. Меня облачают в неопрен, закрепляют на пояс груз для надежности, и, напутствовав не рвать с себя гидрокостюм при встрече, спихивают с причала в набежавшую волну.
Осторожно, едва дыша через трубку, я погружаюсь в ледяную воду. Освежающие струйки льют мне за шиворот, внизу что-то булькает, и вот я уже рассекаю волны и задорно шлепаю ластами об водную гладь, совершенно забыв, что прежде совсем не умел плавать. С берега за мною внимательно наблюдает Фригена, держа наготове блокнот и фотоаппарат, а я направляюсь прямиком в уютную заповедную бухту. У свалов меня окружает робкая пикша, ища защиты от прожорливой и наглой трески. Переливаясь иллюминацией, колышется перед маской кто-то неведомый и прозрачный. Из расщелин, любопытствуя, бочком выползают крабы, но стремительно прячутся назад, стоит только попытаться ухватить их жадными пальцами. Увы, моей добычей удается стать только несчастному маленькому отшельнику в спиральной раковине из-под улитки.
Отправляясь на дальнейшие поиски, я примыкаю к партии охотников. Мы идем втроем на утлом надувном челне в самые дали. Пока охотники заняты добычей камбалы и краба, я, совершив известные ритуальные манипуляции, принимаюсь играть на варгане, положив, для акустики, подбородок на опущенное в воду весло. И надо же такому случиться: на обратном пути, посреди бескрайних атлантических просторов, наша лодка едва не наскакивает на исполинскую акулу, идущую встречным курсом. Увидав вспарывающий покатую зыбь плавник, сбрасываю газ, ловко маневрирую и, подойдя с тыла почти вплотную, отдаю команду открыть огонь. Но тут среди охотников возникает ропот. Охотники, презрев фортуну, предлагают мне лично, самому, заняться прикладной ихтиологией и добыть сей ценный трофей, а им завтра на самолет, к женам, детям и на работу. Пока я взываю к кровожадным мужским инстинктам, плавник, устав от назойливой суеты, медленно исчезает под водою. Успокоившись и поразмыслив, на всякий случай я подальше прячу варган, лишь только мы вернулись на базу. Пока охотники сортируют трофеи, потрошат пузатую треску, разбирают на составные члены флегматичных крабов да рубят в лапшу в оранжевых пятнах щедрые блины камбалы, я внимательно изучаю ихтиологические справочники на предмет опознания плавника. Выясняется, что это гренландская полярная акула, чья ценная плоть, насыщенная аммиаком, служит туземным гастрономам сырьем для производства харкуля – национального блюда из тухлой акулы.
Спустя два прилива, дождавшись полной луны, мы поднимаем лодки, пакуем походную баню и, уложив велосипед на прочий охотничий скарб, вдвоем с Фригеной отправляемся покорять Ледовитый Океан.
Репвог. Repvåg camp. 70.747002 северной широты, 25.67178 западной долготы. Побережье Ледовитого океана. Ближайший населенный пункт отсутствует.
Одинокий рыбацкий хутор. Открытая северному ветру бухта, пологие каменистые берега поросшие ягелем. Помимо старой рыболовецкой базы ныне процветающей в основном за счет туризма и сезонной переработки краба, на берегах бухты есть еще горстка лачуг. Основная культурная достопримечательность – погост на три фамилии да убогая часовня при нем. В тех из жилищ, что обитаемы круглогодично, ютятся неприхотливые оленеводы и рыбаки.
Единственным значимым событием в этих местах по сей день является визит в Порсангер-фьорд немецкого тяжелого крейсера Шарнхорст, который нашел свою вечную стоянку в ста милях на северо-востоке от Репвога. И поныне суеверные отшельники, живущие на этих суровых северных берегах, зимы напролет упорно вглядываясь в хмурую осеннюю мглу. Они силятся разглядеть в ней легендарные дымы Шарнхорста, и те, кому выпала удача, толкуют по ним равно как прошлое, так и настоящее, а самые прозорливые из них делают прогнозы на будущее.
Мы первые в этом сезоне заселившиеся в кемпинг гости, и туземцы спешат скорее удовлетворить жажду общения:
- Я есть саами, - заявляет явившийся поутру, похожий на Винни Пуха белоглазый крендель.
- Ты знаешь финский? Все олени тут мои. И ее, - он втыкает палец в грудь неопределенной встрепанной особе, щедро украшенной пирсингом. Совершенно очевидно, что олени заботят их гораздо менее, чем контрабандные сигареты и алкоголь.
Если скудная сухопутная фауна тут представлена исключительно оленями и леммингами, то под водой скрываются неистощимые богатства. Эти богатства, в виде надежно прибитых к доске почета физиономий, имеют порой такой лютый вид, что состязаться с ними в удаче совершенно не вдохновляет. И пока Фригена уединившись совершает на пустынном берегу таинственные ритуалы, я отправляюсь в разведку.
Существует легенда, что немецкие военные строители возводили свою фортификацию на энергетически активных точках, и согласно традиции, совершали ритуал, закладывая жертву под основание. Подобным образом активированный источник Силы, как известно, тем, кто не участвует в обороте углерода, совершенно необходим. Небо грозит грозою, предупреждая дождем, а ветер зло подвывает в расщелинах, пророча бурю, но я не верю дурным пророчествам. Я мчу к руинам немецкой береговой батареи, на самый край земли. Там, под батареей, на камнях в сердитой пене прибоя, я решил застать их врасплох: привлеченных навеки застывшими в холодном бетоне эманациями двухсот молодых, полноценных мужчин. По моему стойкому убеждению, русалки исключительно чуткие и чувственные, как полноценные женщины, если и остались еще на земле, непременно должны присутствовать где-то неподалеку.
Нашел! Сюда, на батарею, за тройной периметр, не заходят прожорливые олени. Потому что ягель тут до сих пор не растет. И не кружит над руинами хриплое воронье. Потому что нету тут воронья. Батарея эвакуирована. Орудийные блоки взорваны. Остались лишь ходы сообщений и изобилие рваного металла, добывать который гордые туземцы брезгуют. Укрывшись в давно пустующей передовой стрелковой ячейке, я всматриваюсь в бушующий прибой, силясь угадать меж клочьев ламинарий седые мокрые волосы, а в соленых брызгах мелькнувший совсем не рыбий хвост или неожиданные девичьи груди. Но, увы… Прошедший мимо газовый танкер не оставил мне шансов. Остается лишь вернуться к велосипеду, на уцелевший орудийный дворик. Тут, спрятавшись от пронзительного ветра, я созерцаю валы катящиеся прямо с Северного полюса и предаюсь величию момента: вот он какой, Ледовитый Океан!
Вернувшись в лагерь, преисполненный энергии под ясным полярным солнцем, я полночи тружусь над возведением менгира. Сей менгир призван увековечить мое явление в тундру, в сущности, навсегда. А утром, оставив позади солнечные зайчики лукавых девичьих улыбок и летящий над волнами задорный смех милой рыжей эстонки с ресепшена, я отправляюсь на юг. Домой.
Часть третья. Возвращение
Тихим солнечным утром мы прощаемся с Фригеной на ближайшей заправке. Предусмотрительно обильно применив детский крем, я бодро направляюсь вдоль фьорда на юг. Там, над обмелевшим заливом, возвышается угрюмое безжизненное плато, не предвещающее ничего хорошего. Однако я пробираюсь живописными долинами все дальше и дальше, и совершенно не испытываю страданий. Пожевывая экзотическую охотничью колбасу, я неумолимо спускаюсь к югу. И вот уже появляются неистовые, прожорливые комары, а глаза то и дело забиваются едкой мошкой. Глубоким вечером, в полной мере воспользовавшись чудесной погодой, я покидаю Норвегию.
Финляндия гостеприимно встречает меня пронзительным ветром и чередой удивительно крутых подъемов. Вновь начинаю мерзнуть, надеваю все что есть, и вскоре под совершенно недвусмысленными тучами спешно встаю на ночлег. Собственно, развешиваюсь уже под дождем. Ночью поливает так, что приходится вскочить и рубить на подпорки молодые березки, ибо тент не справился и изобильно протек прямо на гамак. Не спасло. Вода стекла по березкам, по веревкам, и наполнила гамак так, что в нем захлюпало. Ранним утром (никогда так рано не вставал), сидя унылым задом в сырой губке мха, я с тоской наблюдал за тем, как в рюкзак с гамака бежали веселые капли. Впредь я был вынужден прибегать к тактике захвата под ночлег различных строений публичного и хозяйственного назначения, то скрючившись на оленьих шкурах, а то вольно раскинувшись в глубине ностальгического сена. Спальник же окончательно просох только дома.
Один за другим миную контрольные населенные пункты. Электронные термометры показывают ввергающие в уныние цифры: +5, +9С, а дождь едва ли прекращается на время достаточное чтоб просохнуть. В слепом тумане, а может в облаках, миную перевал, останавливаюсь, стуча зубами, чтобы запечатлеть инсталляцию у пересечения Полярного круга.
День за днем я накручиваю за десятками сотни километров, и вот уже миновала их тысяча. Мне холодно, я пропитался водой насквозь, и стоит остановиться хоть на минуту, начинает бить дрожь, и окружают полчища комаров.
Неожиданно оказалось, что по ночам темнеет, и, подъезжая к Лахти, я вынужден встать на ночевку в придорожной беседке, ибо трафик и тьма. Поспать, меж тем, почти не удается. До дома остается всего один перегон. Утром, под проливным дождем, и без того угрюмый и обессиленный, ловлю прокол. Меняю камеру у обочины, а это, скажу вам, еще то развлечение. Колотит от холода, и, как будто мало мне воды, обдает волною каждая мимо проезжая фура. Температура падает, дождь то льет ливнем, то подло моросит. Навстречу дует постылый, холодный ветерок и морозит колени. Стеная и богохульствуя я приближаюсь к Лахти, одолевая последние холмы на пути. И вот тут, в полутора сотнях километров от дома, во мне иссякает словарный запас и последние силы. Передо мною встает дилемма: искать убежище в крестьянском сарае или вызывать эвакуатор, ибо ехать решительно невозможно. Ввиду того, что назавтра выходить на работу, вариантов, в сущности, нет.
В 111 км от Хельсинки, подъедая по пути сникерсы из НЗ, встречаю машину подбора. Последние цифры, которые показывал одометр, прежде чем захлебнулся водой – 2995 км. Приехали.
С благодарностью к людям, с чьим участием путешествие состоялось:
Геннадию «Фригене» Коваленко -
www.freediving.ee - Идея, поддержка, размещение, транспорт
Равшану Балгабаеву -
www.xcport.eu - снаряжение, поддержка
Андрею Дрюону Уткину - связь, поддержка
Денис Джебраилов,
2012
