Как-то привезли лейтенанта Василенко. Он был первый и единственный пока что в полку награжденный орденом Ленина. Оттого, что люди при встречах глядели на него с почтительным удивлением, как бы все время ожидая от него чего-то необыкновенного, а поступки его немедленно разглашались, лейтенант Василенко держался надменно, дерзко щурился, разговаривая с начальством, и при малейшем возражении вспыхивал. Его привезли с отмороженными ногами: на передовом наблюдательном пункте, на болоте, окруженный немцами, он четверо суток пролежал за пулемётом в мокрых валенках. Леонтьев как раз был в санчасти, когда пронесли его, и вскоре из операционной раздался голос Василенко:
- Федька! Фляжку!
Ординарец с испуганным лицом пробежал по коридору, в приотворенную дверь Леонтьев видел, как лейтенант, сидя на столе, - ноги его были прикрыты белым, - запрокинув голову, выпил всю фляжку, не отрывая от губ. Пока ему под наркозом делали операцию, он пел украинские песни, высоким, страдальчески чистым голосом:
Там три вербы схылылыся,
Мов журяться воны...
Пел и матерно ругался. А потом, увидев в эмалированном тазу свои ноги, заплакал, не стыдясь людей, и все увидели не орденоносного лейтенанта Василенко, а молодого, красивого парня, навсегда искалеченного войной.
Григорий Бакланов "Южнее главного удара"